Иван Захарович Суриков - Стихотворения

петербургском еженедельниках «Развлечение» и «Воскресный досуг». Уровень этих массовых журналов был конечно, невысок, но сотрудничество в них способствовало творческому росту поэта.

Первые же публикации показали близость Сурикова к устному народному творчеству. Поэт смело развивает песенные и фольклорные традиции, иногда пишет по мотивам русских и украинских народных песен. В свою очередь многие его произведения расходятся по стране в виде новых народных песен, проникнутых щемящей тоской или просветленной грустью:

Что шумишь, качаясь.

Тонкая рябина,

Низко наклоняясь

Головою к тыну?

Народность этой поэзии была действительно неподдельной. «Что, удалый молодец, опустил ты буйную и сидишь за чаркою с невеселой думою?» Или: «Как простор степной широко-велик; как в степи глухой умирал ямщик». Чтобы писать с такой трогательностью и задушевностью, нужно было самому много выстрадать. Важно и то, что изображение горькой бедняцкой судьбы, показ народного горя обусловили созвучную содержанию и основанную на фольклорной поэтике песенную форму. Под пером молодого автора правда житейского наблюдения становилась правдой художественного обобщения.

Не твои ли это слезы

На пиру текут?

Не твои ли это песни

Грустью сердце жгут?..

И звучит в тех песнях горе,

Горе да тоска…

Эх ты, доля, эх ты, доля.

Доля бедняка!

Песенная направленность Суриковского творчества, особенно на первом его этапе, совсем не случайна. Она в не меньшей степени, чем избранная автором тематика или поэтика, выразила крестьянскую сущность его мировосприятия. Как справедливо заметил видный русский этнограф и фольклорист П.Н. Рыбников, посредством своих песнопений «крестьяне могут отзываться на каждое событие в жизни, на каждое движение в сердце». ^[2]

Известный народник Г. Д. Деев-Хомяковский называл песни И. 3. Сурикова «коллективными песнями», настолько глубоко и органично выражали они народную психологию, настолько отчетливо звучал в них трагический голос всех обездоленных.

Я ли в поле да не травушка была,

Я ли в поле не зеленая росла;

Взяли меня, травушку, скосили.

На солнышке в поле иссушили.

Ох ты горе   мое, горюшко!

Знать, такая моя долюшка!

Но в литературных кругах искренние, задушевные и полные горечи стихи молодого поэта успеха не имели. Одни критики замалчивали его. Другие — считали эпигоном А. Кольцова и И. Никитина. Господствовавшие в обществе предрассудки мешали правильно воспринять и оценить «мужицкую» поэзию поэта-самоучки ^[3]. Даже такой чуткий и прогрессивный литератор, как В. Г. Короленко, счел Сурикова всего лишь «средним поэтом». По-настоящему признали Сурикова, да и то с оговорками, только через десятилетие, незадолго до его смерти. А пока за свой литературный труд он получал крохотные гонорары и продолжал бедствовать.

***

Начало творческого пути И. 3. Сурикова совпало с целой цепью жизненных невзгод Первым ударом стало разорение отца. Строительство железных дорог подорвало ямщицкий промысел, а вместе с ним захирела и торговля у Суриковых, так как ямщики составляли основную массу покупателей в их овощных лавках. Отец запил, и его пришлось отправить в деревню. Мать была вынуждена пойти в кухарки к своему шурину Ивану Андреановичу. Не найдя лучшего места, стал работать у дяди-самодура приказчиком и сам Суриков. Некоторое облегчение наступило, когда ему вместе с вернувшимся В Москву отцом удалось снять небольшое помещение и открыть торговлю старым железом и углем. Но вскоре умерла горячо любимая мать Сурикова, человек, много значивший в ею жизни. Спустя три месяца, после очередного запоя, ею отец снова женится, на этот раз на сумасбродной женщине из раскольниц. Совместная жизнь с мачехой, превратившей дом в настоящий ад, оказалась невыносимой. Вместе с женой (Суриков женился в 1860 году на доброй и скромной девушке-сиротке Марусе Ермаковой, ставшей для него на всю жизнь любящей и заботливой спутницей) он уходит из дома.

Начинается еще более трудная кочевая жизнь. Суриков часто оказывается без крова и работы Попробовал он поработать в типографии, но из-за своей близорукости не смог. Лишения и моральные страдания оказываются настолько тяжелыми, что однажды, отчаявшись найти работу. Суриков чуть не бросился с --">