Яков Тублин - Образ жизни

—

Даже пусть костьми навечно лягу

При постройке этого моста.

* * *

Голубое рассветно-холодное пламя

Так сияет, что нет ни мелодий, ни слов.

Изумрудно-отчётливо смотрится пальма

Здесь — на фоне высоких и белых домов.

Постою, помолчу, но недолго, немного,

На рассвет полюбуюсь из-под руки.

Просыпается старая синагога,

Муэдзину крикливому вопреки.

Я стою, ошарашенный и потрясённый,

Посреди апельсиновой ворожбы,

Где на древнем иврите картавят вороны

И на идиш чирикают воробьи.

Чайки смело взлетают с высокого мола

И сливаются с облаком вдалеке.

А волна Средиземного тёплого моря

Не стесняется петь на родном языке.

* * *

Нет, душа не виновата

В том, что на сердце слеза.

В эту ночь перед Шабатом

Отпустило тормоза.

Напустил я в комнату озона —

Хватит мне теперь на целый день.

Сердца моего штрафная зона

На душу отбрасывает тень.

И пусть катится слеза —

Отпустило тормоза.

Нет, душа не виновата

В эту ночь перед Шабатом,

Что не спит она, не спит,

А телегою скрипит.

Отпустило тормоза —

И пусть катится слеза…

В Иудейской пустыне

Как долго и трудно

Я шёл к Иудейской пустыне.

Мой след затерялся,

И здесь к рассвету простынет.

Карельские сосны, озёра,

Украинский тополь…

Я вдоволь и всласть

Насмотрелся, испил и протопал.

Дышал вашим воздухом,

Жил вашей болью и верой —

И вот я на склоне стою,

Перед рыжей пещерой.

А в Мёртвое море, как соль,

Оседает и эта минута.

Я не виноват,

Что родился в долине Галута.

За всё заплатил я сполна,

И не требую сдачи.

Я в центре пустыни стою,

Не молюсь и не плачу.

О чём попросить,

Если я не умею молиться?

Оазис внизу —

Там, в тени, подадут мне напиться.

Чего ещё надо,

Чтоб выйти опять на дорогу!

У Бога не просят,

А благодарят только Бога.

За серо-зелёное море

Под куполом синим,

За то, что стою

Посреди Иудейской пустыни.

За то, что Исход —

Хоть и поздно — всё же случился;

Что жив до сих пор,

Не разбился, не спился.

Особо за то,

Что, ни слова молитвы не зная,

Уже я, по сути, допущен

В приёмную Рая.

Мне так на душе

Не бывало спокойно доныне,

Как в этих невзрачных горах

Иудейской пустыни.

Слияние

Уже и смех, и слёзы

Остались позади —

Сибирские морозы,

Балтийские дожди.

И местные евреи

Нам говорят: «Смотри,

Как медленно светлеет

Израиль изнутри.»

Движенье и слиянье —

Великий «никайон»^[3].

Уже его сиянье

Видать со всех сторон.

Мы «пашем» с интересом

С утра и до утра.

Совсем другая пьеса

Здесь шла ещё вчера.

Мы стали выше ростом —

Совсем иной полёт.

А завтра на подмостках

Другой спектакль пойдёт.

Ашкелону

Путь земной закончить дай мне силы,

На последний выдох и поклон,

Скромный, незатейливый и милый,

Иудейский город Ашкелон.

Мой просторный, молодой и древний,

Дай мне ничего и дай всего,

Ты — моя родимая деревня,

И столица сердца моего.

Дай ещё мне дюжину апрелей,

И хотя бы столько октябрей.

Вряд ли так тебя ещё воспели

Бескорыстнее или добрей.

Поклоняюсь якорю и флагу

Здесь, где волны ласково поют.

В землю я твою, наверно, лягу,

Мой причал последний и приют.

Научился смерти не бояться

Я у этой голубой воды.

На твоём песке запечатлятся

Пусть мои последние следы.

Я грустить не буду о разлуке,

Потому как подавать мне весть,

Я надеюсь, будут внуки —

Внуки, народившиеся --">