Людмила Колодяжная - Пред иконой стоишь со свечою...

оледеневшей тверди

в пламени бездну, туда

в бездну, где сложены ровно,

словно бы без труда,

но с верой — древние бревна,

праведной жизни года

сложены без усилья,

чтобы был легче дым,

руки расправим крыльями —

ангелами взлетим,

жгут ледяные торосы,

в рубище, босиком —

ангелы тоже босы —

к огненной смерти идем...

* * *

Ризы голосом разрезаны,

развеваются в полете —

облаками бегут резвыми...

Спим, юродивы, в лохмотьях.

Прорастут слова — их скашивают,

звук, чуть слышный остается —

о княгине Анне в Кашине,

о Саровском чудотворце.

Облаками отгородится

даль родная от чужбины,

провожает Богородица

к облаку-калитке Сына,

к горизонту, до околицы,

до пустынных трав ковыльных...

В час прощальный колокольцы —

ангелов задеты крыльями...

Ризы, сшиты голосами,

отдаляются мелодией —

в высь, покинутую нами...

Спим в лохмотиях, юродивы...

Свидетельством первым доселе мир жив

* * *

«Но они, услышав, что Он жив,

и она видела, не поверили…»

От Марка…

Свидетельством первым

Доселе мир жив,

И ласточек веры

Строги виражи.

Слова Его — стрелы —

«Мария! Я здесь!

Свидетельством первым

Мариина весть.

Девичьему взгляду

Христос, словно сон,

Явился из Сада

В обличье ином.

И тем, что дорогой

В селение шли,

Явился Он строгий

В дорожной пыли.

И те как сумели,

Сказали другим,

Другие не верили,

К чуду глухи.

Но все же — Марии

Учитель, как сон,

Явился впервые

В величье ином.

И ласточка-точка

Ликует, кружит,

Вьет кружево строчки,

Над жизнью дрожит.

* * *

Ты несешь в тот далекий проулок

тяжесть жизни — невидимый вес,

над тобою склонился сутуло,

крылья вскинув, невидимый крест,

неизбежный свидетель изгнанья,

знак опалы средь пальмовых кущ,

ты идешь к горизонту сознанья

где глас Божий пробился, как луч,

где твой голос в ответ ему дрогнул,

слившись с кромкою облаков,

ты идешь самой узкой дорогой,

повторяя молитву без слов,

где изжитые жизни рисунки

восстают как эскизы, как сны,

в каждой, словом оставленной лунке,

долго стынет овал тишины,

заполняя проулок далекий

невесомой прохладой небес —

ты несешь неизбежный, высокий,

тенью жизни очерченный крест...

* * *

Лён полотенца,

восковая свечка,

закрыта дверца,

будто бы навечно.

Дом заколдован:

голубых глициний

живой волною,

памятью о сыне,

водой холодной,

чашею из глины

дом заколдован

вечным сном о сыне,

чей голос тает

эхом-тенью в нише,

всё — тишина смывает,

слов не слыша...

Лён полотенца,

свечка восковая

горит, как в детстве,

тени созывая...

* * *

Уйти... Оставив в тишине покорной

былое, что теперь принадлежа

другим, вернется в хаос черный,

петлей судьбы и в будущем держа

тебя, свиваясь жгучим тёрном,

цепляясь, чтобы ты не мог уйти,

но знал, тропа прочертит мир просторный,

качнувшись — от начального пути...

Уйти... Оставив в памяти прилежной

священный сумрак, стерегущий сад,

уйти, забыть, и знать что есть надежда —

идти вперед, но приходить назад...

Уйти, чтоб сделать шум чужой привычным,

забыв о тишине, что ждет, свята —

тропой ухода, линией безличной

намечена пред бездною черта,

--">