Владимир Владимирович Маяковский , Велимир Хлебников , Алексей Елисеевич Крученых , Бенедикт Константинович Лившиц , Елена Генриховна Гуро , Давид Давидович Бурлюк , Николай Давидович Бурлюк , Екатерина Низен - Садок судей II

же молодежи

Нет укора, нет отказа!

Здравствуй черные два глаза!..

Уж! по твердой мостовой

Идут взмыленные кони.

И опять взмахнул живой

Ношей мчащийся погони.

И кони устало зевают, замучены,

Шатаются конские стати.

Усы золотые закручены

Вождя веселящейся знати.

И, вящей породе поспешная дань,

Ворота раскрылися настежь.

«Раскройся, раскройся, чудесная ткань,

Находку волшебную застишь.

В руках моих дремлет прекрасная лань!»

О эти речи огневые

Ручья ночного сонных взоров

И этот снег и пепел выи

Узницы белой кружев узоров.

Лесной и дикой кошки норов.

И, преодолевая странный страх,

По широкой взбегает он лестнице

И прячется сам в волосах

Молчащей кудесницы.

«В холодном сумраке покоя,

Где окружили стол скамьи,

Узнаю я, судьба какое

Дает веселие семьи?»

И те отвечают с весельем:

«Жестокую правду ты молвил и дело.

Дружен урод с подземельем,

И входит дворца госпожою красивое тело,

Сжигая безумно года

Так было, так будет всегда».

«Короткие четверть часа

Пробуду я наедине.

Узнаю, идет ли кудрей тех краса

К ранней главы седине

Нет, ведро на коромысле

Не коснулося плеча.

Кудри длинные повисли

Точно звуки скрипача

И залог для восхищенья

Чуден, нем, закрыв глаза.

О добыча похищенья,

Тяжкий меч и стрекоза».

И те засмеялися дружно.

Качаются старою стрелкой часы.

Но страх вдруг приходит. Но все же наружно

Те всадники крутят, что копья, усы…

Охоты прибежища-замка

Богине равна домочадка.

Но знаем, но знаем, загадка —

Кудрей златоножная рамка.

И пышные ходят стаканы

Вином веселя их досуги

Одетые в шлем и кольчуги

Смотрели на них великаны.

Но что это? Жалобный стон и взволнованный говор,

И тела упавшего шум позже стука.

Весь дрожа, убегает в молчании повар

И прочь удалился, не выронив звука.

И мчатся толпою, недоброе чуя,

До двери высокой, дубовой и темной,

И плачет товарищ ключ в скважину суя

Суровый веселый огромный.

На битву идут они к женственным чарам,

И дверь отворилась под тяжким ударом

Со скрипом, как будто куда-то летя,

Грустящее молит и плачет дитя.

Где ткань нависала из дуба резная

Бросился первый боец рукопашной

И тотчас же замер, недоброе зная

Здесь замер он грозный и страшный.

Два или три через мига

Прежних предчуствий раскроется книга.

Но зачем в их руках заблистали клинки?

Шашек лезвия блещут из каждой руки.

Как будто заснувший, лежит общий друг,

И на пол стекают из крови озера.

А в углу близ стены вся упрек и испуг

Мария Вечора.

Ховун

И, всенея, ховун вылетел в трубу и, повселенновав, опять влетел в избенку. И мы лишь всеньма всенеющей воли, волерукого дикана. И белязи были скорбновласы и смехоноги. И небнядинное голубьмо за ними сияло, сиючее, неуставающее.

И волязь стать красочим учился у леших блесне взглядовой, лесной, дикой, нечеловеческой. И смехорукое длилось молчание.

И веселовница нудных рощ радостноперыми взмахнула грустильями. И скорбун по вотчинам Всенязя качался в петле. И грезог-немог полон был тихих ликов. И соноги-мечтоги вставали в мгловых просторах. И то, о чем я пишу, лишь грезьмо грезюги.

Но сонногрезийцы прекрасны и в небесовой мгле.

Небесатый своей думой я утихомирился и лег спокойно спать.

И был скорбен незаметный лик. И убегает умиравый в сон.

И вселенаты были косицы за ушами, и волк днешёрстный пришел и не минул: не стало бедночей. Чтыня лукавежная.

И сонеж и соннежь и всатый замыслом и всокий господин читака чтой читок чтоище перечетчик почетчик читомое и ничтожина и всеянин и всень и веснь и всявый ус и ничтовая бровь и всяный голос и всовник и ничтожево и ничтовь и ничтье ничтимь ничтей и ничтак ничтва вселенель ничтыня и лукавда красавда ничтец ничтимка всето ничтота ничтовенство вселенеча меня и была смерть читка чтяка весьтень везда вседа ничтимень.

И соног-мечтог был нами читьбище читьба, читва, читачь, (чита)ль читежь читажа, читязь читьмо читавица.

И --">