Василь Семенович Стус - На чёрных водах кровь калины

Василь Стус На чёрных водах кровь калины

Осеннего вечера ветка скрипит.

Слепою клюкою, что тычется в ветре,

дрожит, надломившись. И жалобы ветви

сжимаются в боли, а дерево спит.

Осеннего вечера ветка скрипит,

тугая, как слива, рудою налита.

О ты, всепрощающа, хоть и побита,

твой скрип ненасытною смутой омыт.

Осеннего вечера ветка скрипит,

и тяжкою синью в осеннем закате

мой дух колобродит. Прогнили все гати.

Нас мир обошёл — истуканом стоит.

Безумным пожаром дорога кипит —

взвивается пыль. И продутые кроны

всю душу обрушат и в пыль, и в полоны

тревожного слуха — как ветка скрипит.

И — солнце твоё водопадом кипит.

Тугой небокрай от густого стенанья,

согнувшись, обмяк. О, прими покаянье

изгойства (О, Боже, дай есть мне и пить).

Солги, что окончился путь мой. Что спит

душа, воспарившая в смертном аркане

высоких предчувствий. На сердца экране

качается вечера ветка, скрипит.

Осеннего вечера ветка скрипит. —

Ты чуешь, в раздоре живущий с собою?

Теперь за святою подайся водою

(утайкой послушай — Вселенная спит?).

Не спит. Ей ворчать и ворочаться, во —

злежа на горячей горошине века.

Но гулких шагов оглашается эхо.

То, Боже, сияние. То — торжество:

надежд и блужданий, предчувствий и на —

стижений того, что забыто до срока.

Колышется крона, а солнце жестоко,

мажором играет в пожарах сосна.

То тяга круженья над миром и под

косматыми тучами, под кровяными

торосами памяти. Господи, с ними

пускай породнится надломленный род —

приникший под толщей железных небес,

из пластика сшитых, стекла и бетона.

И песню на ощупь отыщет по тону

шелкового голоса (праздник воскрес!).

Чернеющей пашней дорога кипит.

Не видно и знака от Млечного шляха.

Сподобь меня, Боже, высокого краха!

Вольготно и весело ветка скрипит.

* * *

В том чистом поле, синем, словно лён,

где только ты, а более — ни тени,

взглянул и замер — вздыбились в смятеньи

сто теней. В поле, синем, словно лён.

В том чистом поле, синем, словно лён,

судил Господь возвысить нашу душу.

Послушай поле. Сам себя послушай

в том поле. В поле, синем, словно лён.

Сто чёрных теней преграждают путь,

уже, как лес, растут они, ступают

след в след и, удлиняясь, заставляют

в тугой клубок стезю твою свернуть.

Нет. Выстоять. Нет. Выстоять. Постой.

Остановись. Стоять. На этом поле,

что словно лён. Познай свою неволю

тут, только тут, на родине чужой.

В том чистом поле, синем, словно лён,

с тобой схлестнулись сто твоих же теней,

твоих врагов, грозящихся с коленей

тоской расплаты сквозь предсмертный стон.

И каждый стон — то твой последний стон,

твоей нелепой жизнью обожжённый,

как стрелы, возвращаются все стоны

на это поле, синее, как лён.

* * *

О, не спеши — пусть осень и не ждёт,

а мимоходом рощу разоряет,

и пламя листьев горькое ползёт,

как лис крадётся, а за кем — не знает.

Потухший пруд застыл, отклокотав,

остекленел, затих — не возмутится.

И женщины волхвующей рукав,

он для неверья разве что сгодится.

Но не спеши, обуглившись до пня,

который на холме, как гриб, чернеет,

а вспомни, постигая знаки дня,

как долгий век твой тихо стекленеет,

как плавно усмиряется струя

твоих страстей и воплей дикой воли.

О Господи, не вижу в чистом поле —

вон та межа — Твоя она иль чья?

Отклокотав, потухший пруд продрог.

А посему не расставляй бемоли

на палый лист, на ветви в голой боли,

на мёртвый час, на шаг и на поток.

Автопортрет со свечою

Держи свечу над головою,

пока не затекла рука,

но и затёкшею рукою

свети свечою свысока.

Мышей летучих свищут пули!

От эха — в холоде щека.

--">