Григорий Александрович Санников - Лирика

долгой песне мало слов,

И болят и ноют пальцы

От бесчисленных узлов.

Тонкой вязью песня вьется,

Голос мастера певуч.

Через крышу пыльно бьется

Одурелый солнца луч.

Сколько ткать еще осталось,

Мой товарищ — иолдаш?

Вся-то жизнь твоя — усталость,

Корка сыру и лаваш.

День за днем — узлы да слезы,

Шелест ниток, шелест слов.

Твой ковер в роскошных розах,

Жизнь — в уколах от шипов.

1925

ПОДРАЖАНИЕ ПЕРСИДСКОМУ

Не буду пьянствовать — сказал

Тебе вчера я в час рассвета

И вдребезги разбил бокал

В знак нерушимости обета.

Но мы расстались, моя Джемиле,

И, твой восторженный поэт,

В кругу приятелей разбил я

Одним бокалом свой обет.

1925

«У меня всего одна любимая…»

У меня всего одна любимая,

Но и та теперь мне не нужна.

Догорай же, песня лебединая,

Пропадай, зеленая весна.

Пропадай, веселая, цветистая,

Безрассудной страсти полоса.

О тебе, любовь, я пел неистово

За персидские твои глаза.

Ничего не видел, кроме Персии,

Целый год я был невольник твой;

А теперь опять заплачу песнями

Над своей суровой стороной…

Догорай же, песня лебединая.

Я проснулся от хмельного сна.

У меня всего одна любимая,

Но и та теперь мне не нужна.

1926

УХОДИМ В ПЛАВАНИЕ^[3]

А. С. Новикову-Прибою

От толчеи и гула гавани,

От постоянства тихой суши

Вчера мы оторвались в плаванье,

Чтоб-океан всем сердцем слушать.

Дружить с ветрами, с неизвестностью,

Любить покой живой лазури

И, отличаясь полной трезвостью,

Одолевать в Бискайском бури.

И снова плыть по глади зыблемой,

Встречать и штормы и туманы.

Мы все — сыны эпохи вздыбленной

И по призванью капитаны.

1926

«За бортовым кипеньем шторма…»

За бортовым кипеньем шторма

Мне не забыть ночной парад —

Вокзал в огнях и у платформы

Шеренгой поезд на парах,

Ее встревоженную нежность,

Тугое упоенье рук,

Приказ звонков и марш железный

В вагоне скорого на юг.

Она — на юг, в сады магнолий,

А я — в бессонницу морей,

Чтобы развеять чувство боли

И потопить тоску о ней….

Какое торжество разлива,

Какой невиданный простор!

Мятутся волны и ретиво

Со мной вступают в разговор.

Как бы заламывая руки,

Пружинясь грудью на меня,

Они отчаянье разлуки

Напрасно силятся унять.

Напрасно бьются и качают,

Вскипают буйно под винтом —

Им не унять моей печали

О днях рассыпанных, о том

Параде ночи освещенной,

О марше поезда, о ней…

Она — на юг, в сады магнолий,

А я — в бессонницу морей.

1926

В СЕВЕРНОМ МОРЕ

Я не знаю, не знаю наверное,

Почему я охвачен тревогой.

Разошлось, разгулялось Северное,

Так и хлещет волною широкой.

И грохочет пальбою пушечной,

Вспоминая недавние были:

Как на бой, при огнях потушенных,

По ночам крейсера выходили;

Как под вымпелами Британии

От германских подводных лодок

Броненосцы, смертельно раненные,

Всеми трюмами пили воду.

И, во тьме надрываясь зовами,

Под неистовый вопль матросов,

Вдруг проваливались, багровые,

Прямо вглубь накрененным носом…

Не по жертвам ли войн нескончаемых,

Человечеству в укоризну,

Сокрушается море в отчаянье

И справляет суровую тризну?

1926

ТУМАН В ЛА-МАНШЕ

Приполз неслышно по воде

Седой, на облака похожий.

Истлело солнце в духоте,

И путь дальнейший невозможен.

По карте — рядом берега,

На рифы напороться --">