Алексей Черных - Горловка. Девятьсот пятый

На свете есть такое племя,

Кто точно знает наперёд,

Что жадное к победам время

От них решительности ждёт.

Подобно Прохору Дейнеге

Они – передовой отряд

Эпохи, и об их успехе

Не зря реляции звучат.

* * *

Как на допросе рассказали

Пленённые начистоту,

Карамышевцы ночевали

На продовольственном посту.

(Был пункт такой неподалёку –

От станции в полуверсте.

Чуть за посёлком, где-то сбоку,

Но рядом с веткою ЖД).

Любой, наверно, понимает

И знает, что при всех иных

К утру обычно притупляет

Усталость бденье часовых.

Не стоило дружине медлить,

А нужно было побыстрей

Накинуть окруженья петлю

На карамЫшевских людей.

Дейнега из своих знакомцев

И из авдеевских «коллег»

Собрал ретивых добровольцев

Под два десятка человек.

На паровозе без вагонов

Ударный Прохоров отряд

Домчался вмиг по перегону

К посту, где пехотинцы спят.

Те нападения не ждали,

Не озаботившись ничем,

Свою ночёвку охраняли

Не по-военному совсем.

Солдатам служба их не в радость:

Когда напился командир,

То лень, апатия и праздность

У них из всех сочится дыр.

* * *

Чины пониже занимали

Большой бревенчатый амбар,

Кто старше званьем – ночевали

В пристройке с парой-тройкой нар.

Строенья эти обрамляли

Сугробы в оспинках мочи.

Солдаты явно не желали

Искать клозет в глухой ночи.

Войдя в «начальскую» пристройку,

Разоружив солдата, что

Мечтал под печкою о койке,

Уткнув в ружьё своё лицо,

Дейнега и его «гвардейцы»

Оружье стали собирать,

Пока поддатые армейцы

Спокойно продолжали спать.

Привычная к невзгодам быта,

Но перепившая вчера,

Спала «пехотная элита»

Без задних ног, как детвора.

Ни разговоры, ни хожденье,

Ни лязг металла не могли

Развеять пьяных сновидений

Чадяще-смрадные угли.

С такой же легкостью сумели

Дружинники занять амбар,

Где нижние чины храпели

И источали перегар.

* * *

Дейнега был обескуражен:

Готовый жизнь свою отдать,

Он был решителен, отважен

И рвался доблесть показать.

А тут почти без напряженья,

Не применяя сложных схем,

Им удалось разоруженье

Пехотной роты без проблем.

Не думал Прохор, что удастся

Так просто их лихой набег.

В его отряде было двадцать –

Всего-то! – двадцать человек.

С какой-то детскою обидой

Стоял Дейнега и смотрел,

Как капитан во сне сердито

Ворочал носом и сопел.

Завадский Герш, стоявший рядом,

Идиллию стерпеть не смог

И ткнул винтовочным прикладом

В холёный капитанский бок.

* * *

Пот у мальчишки капал с носа,

Как будто летняя жара,

А не декабрьские морозы

Проникла в двери со двора.

Потел же Герш от напряженья

И предвкушения того,

Что он получит наслажденье,

Избив ещё не одного.

* * *

Карамышев, проснувшись, нервно

Вскочил на нарах, мутный взгляд

Его сверкал немилосердно,

Как резкой молнии разряд.

Оружье у него забрали,

Но он откуда-то достал

Массивный, из булатной стали,

Прекрасно сделанный кинжал.

На миг соратники Дейнеги,

И прочие, кто рядом был,

Застыли, словно их навеки

Разрыв во времени скрутил.

Не по уставу офицерам

Пехотным этакий кинжал.

Но капитан весьма умело

Им и владел и управлял.

Интуитивно угадал он,

Кто командир его врагов:

Дейнегу остриё металла

Чиркнуло, чуть не распоров.

Спасло же то, что полусидя

Кинжалом офицер рубил.

Его движение предвидя,

На шаг дружинник отступил.

Предотвращая продолженье

Подобных выпадов, наган

Нацелил Прохор, и в мгновенье

Был ранен нервный капитан.

Хрипя «К оружию!», на нары

Без сил Карамышев упал.

И об пол глухо звякнул старый,

Упавший роковой кинжал.

Вся кульминация момента,

Казалось бы, сошла на нет.

Но Герш на эти сантименты

Имел совсем другой ответ.

Он резко приподнял винтовку

И быстро надавил курок.

Ненужный выстрел и неловкий

Никто предотвратить не мог.

Герш бил в упор, нелепо тыча