Арсений Несмелов , Всеволод Никанорович Иванов , Александра Петровна Паркау , Ларисса Николаевна Андерсен , Марианна Колосова , Николай Николаевич Алл , Сергей Яковлевич Алымов , Тамара П Андреева , Яков Иванович Аракин , Алексей Алексеевич Ачаир , Таисия Анатольевна Баженова , Кирилл Викторович Батурин , Борис Бета , Виктор Ветлугин , Мария Генриховна Визи , Михаил Волин , Борис Николаевич Волков , Георгий Гранин , Лев Викторович Гроссе , Елена Ф Даль , Фаина Дмитриева , Леонид Евсеевич Ещин , Нина К Завадская , Варвара Николаевна Иевлева , Нина Ильнек , Федор Леонтьевич Камышнюк , Алла Кондратович , Мария Павловна Коростовец , Юстина Владимировна Крузенштерн-Петерец , Нора Крук , Ирина Игоревна Лесная , Василий Степанович Логинов , Венедикт Март , Елена Николаевна Недельская , Василий Константинович Обухов , Изида Томашевна Орлова , Валерий Францевич Перелешин , Николай Владимирович Петерец , Владимир Николаевич Померанцев , Елизавета Николаевна Рачинская , Наталия Семеновна Резникова , Григорий Григорьевич Сатовский-младший , Николай Фёдорович Светлов , Сергей Фёдорович Сергин , Александра Николаевна Серебренникова , Ольга Алексеевна Скопиченко , Владимир Александрович Слободчиков , Михаил Цезаревич Спургот , Ольга Ярославовна Тельтофт , Эмма Трахтенберг , Лидия Юлиановна Хаиндрова , Николай Дионисьевич Шилов , Михаил Петрович Шмейссер , Николай Александрович Щеголев , Виктория Юрьевна Янковская , Евгений Евгеньевич Яшнов , Яков Кормчий - Русская поэзия Китая

эмиграция могла чувствовать себя в такой степени дома, как в Харбине… Только теперь я вижу, как мало мы ценили, как принимали за должное великодушное отношение китайских властей…» — вспоминала Наталия Резникова.^[5] Это великодушие со временем иссякает. Китайская администрация в Харбине, когда возник советско-китайский конфликт 1929 г., стала настороженно относиться к культурным начинаниям эмиграции, подозревая во всяком коллективном действии «политику». Но русский язык оставался официально признанным, врачи и юристы могли свободно практиковать, деловые люди открывали свои магазины и предприятия. В гимназиях преподавание велось на русском языке, по программам, учрежденным в дореволюционной России. Китайская администрация не вмешивалась в школьную программу. Впрочем, китайский язык в ряде учебных заведений стал обязательным предметом. Оторванность от родной почвы в Харбине переживалась не столь остро, как в Западной Европе. Харбин был русским университетским городом и вместе с тем многонациональным культурным центром, в котором находились землячества и общины выходцев из Российской империи — поляков и латышей, евреев и грузин, армян и татар. Когда СССР начал на паях с китайским правительством контролировать работу КВЖД и в Харбине появились советские служащие, даже и тогда атмосфера терпимости оставалась прежней. Русское население в городе, основанном русскими, было огромным, жили как у себя дома. Так продолжалось до 1932 г., когда Маньчжурию проглотил великий Ниппон. С приходом японцев началось разорение русских и вытеснение их из Харбина.

Даже в самый благополучный период, как и везде на свете, существовало имущественное расслоение. В крайней бедности жили Леонид Ещин и Борис Бета, перебивалась скудными литературными заработками Марианна Колосова. Василий Логинов, по словам Перелешина, «ходил в жутком тряпье». Но и плохо обеспеченные литераторы чувствовали себя здесь не так, как в русских диаспорах Европы. Ещин все же кормился журналистикой, а не изматывающим трудом на заводе Рено. Логинов, до того как впал в крайнюю нищету, работал в газете «Гун-бао» и сводил концы с концами. Парижские судьбы суровее. Борис Бета, переехав во Францию, стал бездомным бродягой, затем портовым грузчиком в Марселе, где вскоре умер. Поэт князь Косаткин-Ростовский за стол и кров, без зарплаты, обслуживал в детском приюте сорок несчастных паралитиков и дебилов; Юрий Софиев чуть свет уезжал на велосипеде мыть окна больших парижских магазинов. Для всех оставалось загадкой, как мог выживать на те ничтожные гроши, что зарабатывал, поэт Михаил Струве, Газданов долгие годы работал ночным таксистом. Литераторы-харбинцы в большинстве своем занимались профессиональным трудом или подрабатывали в газетах и журналах.

В эмигрантской литературе Франции долго существовала окаменелая иерархия. Писатели и поэты делились по поколениям на тех, кто начал печататься в России, и тех, кто стал писателем за границей. Существовали ограничивающие возрастные и иные деления. Молодые находились в тяжелом, порой безысходном положении. В Китае не было «незамеченного поколения», хотя Ю. Крузенштерн-Петерец и писала о таковом под впечатлением от нашумевшей в эмиграции книги Вл. Варшавского «Незамеченное поколение»^[6]. Идейные противостояния отцов и детей в Харбине не принимали напряженных форм, как это случалось в Париже. «Живя в одичавшей Европе, в отчаянных материальных условиях, не имея возможности участвовать в культурной жизни и учиться… молодое поколение было обречено», — писал Г. Газданов в парижских «Современных записках». Русская молодежь в Харбине имела возможность учиться; ей были открыты двери трех университетских факультетов, Политехнического института и др. Чувство обреченности в целом им было чуждо. Порой и оно импортировалось в Харбин в прекрасной упаковке «парижской ноты»:

Все какое-то русское —

(Улыбнись и нажми!)

Это облако узкое,

Словно лодка с детьми.

И особенно синяя

(С первым боем часов…)

Безнадежная линия

Бесконечных лесов.

Жили харбинские поэты не в «одичавшей Европе», а в стране древнейшей культуры. Совершенно особый вопрос, в какой мере умели они ее ценить. Глядя на китайские социальные низы, не будучи, как правило, знакомы с китайской интеллигенцией, русские считали себя носителями передовой культуры. В отличие --">