Фаина Ионтелевна Гримберг - Андрей Иванович не возвращается домой

как-то незаметно слабым стал,

и сам теперь нуждается в защите.

Идите, если хочется,

ищите.

А лучше не ищите

и не ждите зря.

Всё кончилось.

Любимый не вернётся.

Надежды никакой не остаётся.

Летите,

улетайте за моря.»

Андрей Иванович не возвращается домой.

Но мы,

мы говорим, кричим в ответ:

«Неправда!

Всё неправда.

Он хороший,

добрый,

очень умный был.

Совсем не пил,

Марину Марковну не бил.

Он замкнутый, застенчивый, самолюбивый был.

Талантливый,

такой способный был.

Он всё умел,

ведь он механик был.

Он книжку написал.

Косилку изобрёл,

чтобы траву косить.

И на коленке целый фотоаппарат собрал.

И всё чинил.

А сам такой,

не очень был высок,

и был худой.

И скулы выдавались,

брови нависали, чуть кустились над глазами.

И о голосе моём сказал,

я это помню,

„голосок“.

И вот ещё сказал:

„…вам будет душу греть…“

И вот ещё сказал:

„…я сделаю с любовью…“

Не так уж много доброго мне говорят,

и потому его слова я помню.

Это будет всё в моей душе гореть, гореть.

От самой страшной боли не погаснет,

не прольётся с кровью.

Зачем, зачем Андрей Иванович не возвращается домой?

Зачем не возвращается?

Как солнышко он был,

всё освещал.

Он ясный был,

всё озарял;

и всех, кого любил, он защищал.

И вот он весь в моей душе неопалимый.

Был добрый, ласковый,

„родная“ говорил.

Любимый был!

Он и сейчас любимый.

Обидит, скажет плохо —

всё равно любимый.

Зачем, зачем Андрей Иванович не возвращается домой?»

Тогда опять нам этот голос говорит:

«Но всё равно он больше не придёт.

Он больше не придёт,

теперь он на крутой горе растёт.

Теперь он на большой горе растёт,

он больше не придёт.

Теперь он стал высокий,

он стоит прямой всё лето, осень, зиму и весну.

Теперь он превратился в дерево, в сосну,

в большие ветки превратились руки.

Андрей Иванович больше не придёт.

И это называется в природе и в науке:

круговорот.»

А мы тогда подумали смиренно:

«Что нам делать,

пусть хотя бы так.

Наверное, там под корой древесною стучит сердечко.

Там птицы разные поют на ветках.

Там к нему летят на легких крылышках полезные хорошие

древесные жучки.

Там, высоко, где зелень вся густая,

мы увидим, различим его лучистые глаза,

его зрачки.

Вокруг зрачка — такое золотистое колечко.»

Все мысли прервались.

Андрей Иванович не возвращается домой.

Пойдём искать его,

пойдём, моя подруга.

Ты теперь моя подруга.

В тоскливом сердце замкнутого круга —

ты моя подруга.

Андрей Иванович не возвращается домой.

Тогда надели мы железные чулки,

железные надели башмаки.

Так собрались.

И взяли мы из всех вещей ненужных, бесполезных

один мешок с трагической судьбой,

одну тоску для нас двоих.

И каждая из нас взяла с собой

шесть пар ботинок запасных железных.

И мы с Мариной Марковной вдвоём пошли.

На гору на высокую пошли.

Мы перестали обижаться друг на дружку

и пошли.

Оставили обиды и пошли.

Ведь всё равно Андрей Иванович не возвращается домой.

Нет,

вы не знаете, как всё бывает,

нет!

Семь пар железных туфель мы сносили.

Пошли на солнечный, на лунный свет.

Прошли сто лет,

и много сотен лет,

и тысячу прошли, наверно, лет.

Всех спрашивали с плачем,

всех просили.

Андрей Иванович не возвращается домой.

И нам сказали, не вернётся никогда.

И нам сказали, не вернётся никогда.

И нам сказали, не вернётся никогда.

Андрей Иванович не возвращается домой.

Сказали,

нет нигде такой горы,

а есть беда.

И дерева такого нет нигде,

а есть нужда.

И существует смерть!

И никогда

любимый не вернётся,

не вернётся.

Андрей Иванович не возвращается домой.

Сказали,

есть беда,

и есть нужда.

И существует смерть.

И больно — ноги.

Сказали,

не вернётся никогда.

Идти,

--">