Светлана Менделева - Даль становится другой

Византийская постройка.

Здесь всегда готовы к ярмарке и к бою,

и божественны оливки и цукаты!..

Между Сциллой и Харибдой — мы с тобою,

между хумусом и тхиной — Император.

Декабрь

Декабрь зелен, и город бел.

И ясно без всяких слов:

Тебе не близок ни Jingle Bell,

Ни тихий напев волхвов.

А сердце снова щемит-щемит…

Но только закрой глаза,

И ёлке праздничной рад семит,

Как мальчик — сто лет назад!

Какая к чёрту метель-пурга?..

На улице двадцать три.

Но эти тёплые берега

Не трогают лёд внутри.

Не слышен праздник у этих стен,

Спит город в тени ворот.

Чужой обычай и будний день.

А всё-таки — Новый Год!

Он, верно, будет опять не нов.

Он — только бухгалтер вех.

Но в полночь — вместо глубоких снов —

Шампанское, пробкой — вверх!

Что в в этом празднике по часам

И в запахе древних хвой?..

А Дед Мороз, ты подумай сам,

Почти что ровесник твой.

Твой дом — привычное шапито,

Кружение суеты.

Но опыт нажитый, как пальто

Снимаешь, и — прежний ты!..

Все эти блёстки и дребедень,

Подарков круговорот…

Чужой обычай и будний день.

А всё-таки — Новый Год!

Кривое зеркало

Кривое зеркало удачи

На даче, где в плену покоя

Простые вещи под рукою,

И время движется иначе…

Чуть дальше мы от суматохи,

Чуть ближе к ситцевой перине.

И дни, застрявшие в малине,

Не растворяются в потоке.

Кривое зеркало июля,

И мёд замедленных движений.

И блики вместо отражений

На вымытом боку кастрюли.

И вечер, начатый с прохлады

И комариного оркестра.

И, что случится, неизвестно.

И вдаль заглядывать не надо!..

Кривое зеркало разлуки

Чуть обольстительней и слаще

Зной нагоняет в летней чаще,

Где листья нам целуют руки.

Где мы, бездумны и бездомны,

Теряем времени границы.

И так легко друг другу сниться

Под небом близким и бездонным…

Покрыто пылью на буфете

Кривое зеркало удачи,

На подмосковной старой даче

Мои черты стирает ветер…

Но, загнанное в рамки рамы,

Кривое зеркало печали

Прощает то, что не прощали

Другие виды амальгамы.

Восточный ветер

Я выбрала якорь. И выбрала самый крепкий.

Но гонит и гонит волны восточный ветер…

И пахнет штормом, и на потемневшем свете

скрипучи дверцы моей опустевшей клетки…

И скользки доски настила, на них под вечер

сияет у горизонта небес полоска.

Всё изменилось: наклонно, что было плоско.

И зыбко, что было прочно, и зябок ветер…

Я выбрала якорь. И выбрала снова глупо.

И грабли старые прочат мне круг порочный.

Глухие песни воет вдали восточный

безумный друг мой, и в дудочку дышат губы…

Я выбрала якорь. И выбрала самый крепкий.

Плесни мне виски, отложим вино до суши!..

Бледнее краски неба, надежды глуше,

скрипучи дверцы моей опустевшей клетки…

В самолёте

Я в наушниках слушаю Эллингтона

в самолёте, летящем в Мадрид.

Сборы нервные вспоминаю сонно

под неровный моторов ритм.

И думаю: вот ведь какая штука, —

лето, прошлый век, утомлённое ретро,

я лечу в самолёте и слушаю Дюка,

и медовы звуки, как губы ветра…

Рядом спят соседи, ползёт столетье.

Пятьдесят шестой год. В Ньюпорте — полдень.

И в нагретой меди мелодий этих

время кажется медленным, нега — полной.

Я сижу и думаю: вот улыбка

открывает в дороге другие души!..

Вывод правилен, но обобщенье зыбко:

равнодушие в Russia воспримут лучше.

Высота семь тысяч, чего — не помню.

Стюардессе — можно в модельный бизнес.

Облака внизу. И сейчас легко мне

улыбаться с неба чужой отчизне.

Но в Ньюпорте — полдень и запах сосен,

океан спокойный и ветер гладкий…

И покорны волны, и скоро осень.

Пристегнуть ремни.

Пять минут до посадки.

«Выбора нет…»

Выбора --">