Дмитрий Борисович Кедрин - Избранная лирика

леса подамся к гайдамакам!

— Уходи, мужик, — сказала Ганна, —

Я кохаю не тебя, а пана. —

И шепнула, сладко улыбаясь:

— Кровь у пана в жилах — голубая!

Два денька гулял казак. На третий

У криницы ночью пана встретил,

И широкий нож по рукоятку

Засадил он пану под лопатку.

Белый цвет вишневый отряхая,

Стал Петро перед плетнем коханой.

А у Ганны взор слеза туманит,

Ганна руки тонкие ломает.

— Ты скажи, казак, — пытает Ганна, —

Не встречал ли ты дорогой пана? —

Острый нож в чехле кавказском светел.

Отвечает ей казак: — Не встретил. —

Нож остер, как горькая обида.

Отвечает ей казак: — Не видел.

Рукоятка у ножа резная.

Отвечает ей казак: — Не знаю.

Только ты пустое толковала,

Будто кровь у пана голубая!

1936

Кофейня

…Имеющий в кармане мускус не

кричит об этом на улицах. Запах

мускуса говорит за него.

Саади

У поэтов есть такой обычай:

В круг сойдясь, оплевывать друг друга.

Магомет, в Омара пальцем тыча,

Лил ушатом на беднягу ругань.

Он в сердцах порвал на нем сорочку

И визжал в лицо, от злобы пьяный:

— Ты украл пятнадцатую строчку,

Низкий вор, из моего «Дивана»!

За твоими подлыми следами

Кто пойдет из думающих здраво? —

Старики кивали головами,

Молодые говорили: — Браво!

А Омар плевал в него с порога

И шипел: — Презренная бездарность!

Да минет тебя любовь пророка

Или падишаха благодарность!

Ты бесплоден! Ты молчишь годами!

Быть певцом ты не имеешь права! —

Старики кивали бородами,

Молодые говорили: — Браво!

Только некто пил свой кофе молча,

А потом сказал: — Аллаха ради!

Для чего пролито столько желчи? —

Это был блистательный Саади.

И минуло время. Их обоих

Завалил холодный снег забвенья,

Стал Саади золотой трубою,

И Саади слушала кофейня.

Как ароматические травы,

Слово пахло медом и плодами.

Юноши не говорили: «Браво!»,

Старцы не кивали бородами.

Он заворожил их песней птичьей —

Песней жаворонка в росах луга…

У поэтов есть такой обычай:

В круг сойдясь, оплевывать друг друга.

1936

Глухарь

Выдь на зорьке

И ступай на север

По болотам,

Камушкам

И мхам.

Распустив хвоста колючий веер,

На сосне красуется глухарь.

Тонкий дух весенней благодати,

Свет звезды —

Как первая слеза…

И глухарь,

Кудесник бородатый,

Закрывает желтые глаза.

Из дремотных облаков исторгла

Яркий блеск холодная заря,

И звенит,

Чумная от восторга,

Зоревая песня глухаря.

Счастлив тем,

Что чувствует и дышит,

Красотой восхода упоен, —

Ничего

Не видит и не слышит,

Ничего

Не замечает он.

Он поет листву купав болотных,

Паутинку,

Белку

И зарю,

И в упор подкравшийся охотник

Из берданки бьет по глухарю.

Может, также

В счастья день желанный,

В час, когда я буду петь, горя,

И в меня

Ударит смерть нежданно,

Как его дробинка —

В глухаря.

1938

Зимнее

Экой снег какой глубокий!

Лошадь дышит горячо!

Светит месяц одинокий

Через левое плечо.

Пруд окован крепкой бронью,

И уходят от воды

Вправо — крестики вороньи,

Влево — заячьи следы.

Гнется кустик на опушке,

Блещут звезды, мерзнет лес.

Тут снимал перчатки Пушкин

И усы крутил Дантес.

Раздается на полянках

Волчьих свадеб дальний вой.

Мы летим в ковровых санках

По дорожке столбовой.

Ускакали с черноокой

И — одни. Чего ж еще?

Светит месяц одинокий

Через левое плечо.

Неужели на гулянку

С колокольцем под дугой

Понесется в тех же санках

Завтра кто-нибудь другой?

И усы ладонью тронет

И увидит у воды

Те же крестики вороньи,

Те же заячьи следы?

--">