Варлам Тихонович Шаламов , Даниил Леонидович Андреев , Юз Алешковский , Надежда Августиновна Надеждина , Анатолий Владимирович Жигулин , Юрий Иванович Чирков , Лев Платонович Карсавин , Юрий Алексеевич Казарновский , Николай Алексеевич Заболоцкий , Юрий Осипович Домбровский , Ольга Львовна Адамова-Слиозберг , Сергей Александрович Бондарин , Анна Александровна Баркова , Павел Николаевич Васильев , Семен Самуилович Виленский , Борис Натанович Лейтин , Павел Александрович Флоренский , Сергей Александрович Поделков , Лазарь Вениаминович Шерешевский , Александр Леонидович Чижевский , Елена Львовна Владимирова , Юрий Павлович Нольден Трубецкой , Андрей Анатольевич Загряжский , Мария Кузьминична Терентьева , Арсений Михайлович Стемпковский , Юрий Васильевич Грунин , Юрий Александрович Стрижевский , Татьяна Ивановна Сухомлина-Лещенко , Наталья Милиевна Аничкова , Вадим Гаврилович Попов , Платон Иосифович Набоков , Светлана Ивановна Шилова , Александр Александрович Тришатов , Михаил Николаевич Фроловский , Макс Кюнерт , Владимир Кемецкий Свешников , Александр Александрович Панкратов - Средь других имен
Краткое содержание книги "Средь других имен"
Эта книга — первый сборник поэзии, рожденной в сталинских лагерях. Люди, обращенные в самое жестокое и унизительное рабство, находясь постоянно на грани жизни и смерти, оставались людьми — их можно было убить физически, но нельзя было лишить права думать, чувствовать, понимать, надеяться, иметь свои убеждения. В сознании творцов лагерной поэзии жила надежда на то, что когда-нибудь созданное ими станет достоянием народа.
Произведения, не вошедшие в настоящий сборник, будут включены в последующие выпуски.
Читаем онлайн "Средь других имен". Главная страница.
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (169) »
СРЕДЬ ДРУГИХ ИМЕН
Может быть, через пять поколений,Через грозный разлив времен
Мир отметит эпоху смятений
И моим средь других имен.
Анна Баркова
Вл. Муравьев. «…По более глубокой и существенной потребности…»
В числе героев повести Александра Солженицына «Один день Ивана Денисовича» — повести, которая может быть названа поистине энциклопедией лагерного быта, есть и поэт — «студент литературного факультета, арестованный со второго курса», Коля Вдовушкин.Солженицын описывает лагерь конца сороковых — начала пятидесятых годов — последний период существования ГУЛАГа. Но поэт-заключенный — характерная фигура для всех этапов истории этого учреждения. Поэты вместе с народом с самого начала шли тем же страстным путем необоснованных политических репрессий: одни попадали в тюрьмы и лагеря уже будучи поэтами, порой их и брали за то, что они были поэтами, другие становились поэтами в заключении, в жестоком, бесчеловечном рабстве ГУЛАГа, на грани жизни и смерти.
Безусловно, когда-нибудь, и, наверное, в недалеком будущем, будет написана обширная и обстоятельная история поэзии, которая создавалась теми, кого в официальных государственных бумагах обозначали аббревиатурой З/К, будут названы имена сотен поэтов, исследованы их биографии и творчество. Но это в будущем, пока же необходимо просто собрать материалы — тексты, документы, свидетельства, факты и предания, потому что в большинстве своем это поэзия рукописная и устная. Такова задача и настоящего сборника. Он не исчерпывает темы и даже не раскрывает ее более или менее полно, он ее начинает: это — первая антология лагерной поэзии.
Лагерная поэзия — не какая-то самостоятельная, изолированная, замкнутая в себе область, она — часть нашей литературы, часть общей культуры народа, эпохи. Поэты, создававшие ее, прекрасно осознавали это и верили, что со временем их стихи перестанут быть тайными и вольются в поток общенародной литературы.
Поэты, на долю которых выпала судьба испытать репрессии, обращались к тем проблемам и мучались теми вопросами, на которые мы пытаемся найти ответы сейчас, десятилетия спустя, поэтому их поэзия одновременно — прошлое и современность, история и злоба дня, свидетельство о минувшем и пророчество о будущем, завещание и предупреждение. Эти стихи писались, конечно, о себе и для своего поколения, но еще более для тех, кто будет жить потом, для следующего, второго, третьего, пятого поколения — одним словом, для тех, кто сумеет услышать и понять и завещание, и предупреждение.
Простите, строгие эстеты,
Мои грехи. Я знаю всё.
Увы! Тематику поэта
Определяет бытиё.
…Пишу о жизни в рудниках,
О пайках, о бушлатах рваных,
О грубой власти кулака,
О жалком племени зэка.
Многомильонно населенье
Немого лагерного дня.
Пишу о мертвом поколенье,
О людях, смолкших навсегда.
Пишу во имя тех — кто живы,
Чтоб не стоять им свой черед
Толпой угрюмо-молчаливой
У темных лагерных ворот.
(Е. Владимирова)
Начальные страницы истории лагерной поэзии, как и любой другой истории, мифичны. Но исторический миф — это не только миф, но и символ. Таким начальным мифом лагерной поэзии является стихотворение, которое издавна ходит в списках как стихотворение Н. С. Гумилева, будто бы обнаруженное на стене камеры, в которой он сидел перед расстрелом:
В час вечерний, в час заката
Каравеллою крылатой
Проплывает Петроград.
И горит над рдяным диском
Ангел Твой над обелиском,
Словно солнца младший брат.
Я не трушу, я спокоен,
Я моряк, поэт и воин,
Не поддамся палачу.
Пусть клеймят клеймом позорным,
Знаю — сгустком крови черным
за свободу я плачу.
За стихи и за отвагу,
за сонеты и за шпагу,
Знаю, строгий город мой
В час вечерний, в час заката
Каравеллою крылатой
Отвезет меня домой.
Почти
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (169) »