Петр Андреевич Павленко , Михаил Михайлович Пришвин , Сергей Петрович Бородин , Петр Владимирович Слётов , Глеб Александрович Глинка , Иван Иванович Катаев , Дмитрий Николаевич Семеновский , Николай Алексеевич Тарусский , Павел Давидович Дружинин , Николай Николаевич Зарудин , Борис Андреевич Губер , Евсей Давыдович Эркин , Абрам Захарович Лежнев , Александр Соловьев (Перевал) , Николай Иванович Колоколов , Василий Михайлович Кудашев - Ровесники: сборник содружества писателей революции «Перевал». Сборник № 7

что бывает… Ошибся — и все.

— Ты всю жизнь будешь ошибаться. Разведусь, разведусь!.. Ты думаешь, без тебя не проживем? Проживем! А ты иди — хлюстай по миру!

— Ну, Ариша, хватит, — сказал он ласково, — иди дорогая, иди…

Арина не ответила. Наклонившись в окно, она в раздумье слушала доносившиеся голоса девок и заунывный голос гармошки. По селу шел сторож, падали размеренные удары: «тук-тук, тук-тук». За печкой, — похоже на падающие капли, — трюкал сверчок. Арина сидела, не трогаясь с места. Трофим то возвышал голос в обиду, то понижал его до заискивающей покорности.

— Ребят только жалко!.. — Арина поднялась с лавки и, подойдя к куту, стала неторопливо разбираться. Кофточку, сарафан и юбку она положила на стоявшую рядом скамейку и, сверкнув белыми икрами ног, полезла под нагретую Трофимом попонку.

— Пусти, идол!

Трофим охватил ее за плечи, жарко дыша перегаром водки и табаку и ловя ее губы. Арина закрыла глаза, забыв обиду и, обманывая себя и ворочающуюся в головах Таньку, сказала:

— Подвинься, домовой!

Танька подняла косматую голову и, затаив дыхание, ткнулась лицом в подушку.

7

На другой день Вукол поднялся до восхода солнца. Село было еще окутано холодным туманом, кругом покоилась зияющая тишина утра. Он оделся, обулся, зашел в сенцы взять скребок. Из избы ему навстречу вышла Арина.

— Дед, это ты? — спросила она хрипловатым спросонья голосом.

— А кто же! Скажи Трофиму, что, мол, пошел в Жукову лощину.

Он зашел в сарай, взял лом и, выйдя за ригу, пошел наискось пустых огородов. Кое-где еще попадалась неубранная картофельная ботва и серо-зеленые черенки листьев капусты. Дальше шел луг, с низкими печальными кустами ракиты. Было прохладно. В небе стояли слабо подкрашенные облака, восток занимался рыжим пламенем. Был мороз. Тонким, нежным и розово-искрящимся инеем он лежал на траве и на медных листьях. Сапоги Вукола оставляли сзади сплошной зеленый след. Перекладывая с одного плеча на другое лопату и лом, он кудряво выдыхал из бороды серый пар и глядел в землю, прислушиваясь к своему дыханию и шуму заскорузлого полушубка. Чтоб попасть в Жукову лощину, пришлось подняться овсяным щетинистым жнивом на бугор, к лесу. Село осталось в тумане, версты за две; там тускло и серо дымились избы. Влево черная низина взметанных жнивов, казалось, спускалась у горизонта, а из-за нее показывалось мокро-багряное солнце, зажигая нежным светом березовую опушку леса. Совсем вдали по дороге гремела подвода, оставляя на версту розовый пушистый хвост пыли, не опадавший долго-долго…

Вукол зашел в лес и внимательно осмотрелся по сторонам. Среди коричневых стеклянных от изморози кустов дубняка белели березовые стволы. В лесу было тихо, только посвистывали синицы и шуршали падающие листья. У двух березовых раскоряк Вукол остановился. Он обошел их несколько раз кругом, пощупал руками, потом, отступив шаг назад, подумал вслух:

«Хороши штучки. Хо-орошие рассошники выйдут. Один будет отлог? Вытесать можно. Топор-то я не захватил. Может, Трофим не забудет? Он собирался вязки вырубить».

И Вукол отдаленно подумал, что Трофим, хоть человек и плохой, а как хозяин — совсем другой… Он заглянул в сторону, приметил глазом место: разодранную осину с высунувшейся в середине щепкой, похожей на большой и острый язык, — и осторожно спустился в лощину, к желтому глинистому оврагу. И только тут, в овраге, услышал: в селе кричали петухи и лаяли собаки. Прямо была видна глубокая, темная яма. Тут же лежали камни, накопанные им два дня тому назад. Убедившись, что камни не тронуты, Вукол опустился в яму, глубоко и остро пахнувшую сыростью. Там без перерыва несколько часов под ряд он скреб лопатой, стучал ломом, выбрасывая камни. Выворотив большую, с зелеными жилками плиту, он выкатил ее из ямы и долго любовался, соображая, куда будет она годна. «В стену на угол подвала заложить ее — велика, — думал он. — Порог сделаю. Хватит на век!» И он ясно представил себе, как ее положит и куда каким краем.

Откуда-то из трещины появился серый шмель. Кружась над головой Вукола, он сердито гудел и старался влипнуть ему в бороду. Вукол отмахивался, приговаривая: «Что ты пристал, чумовой?», — потом сбил шмеля наземь и притиснул его подошвой, и вдруг сразу почувствовал себя неловко, нехорошо… «Вот и не стало его, — подумал он, — так и человек: живет — и враз его не станет!»

Он сел на каменный выступ, положил на ручку лопаты --">