Ардо вин Акисс - Девятый день

Вьюга не знает усталости смутной,

Режет и студит сквозь слой кирпича.

И воет, и шепчет, кричит поминутно,

Просит, быть может, кусочек тепла.

В заверти снегом швыряется бурно,

Крышами скачет, проворно скользя,

Страшнее быть ей вовсе не трудно,

Но кто-то сказал очень тихо:"Нельзя".

Голос такой очень сложно услышать,

Тихий - так в тени бормочет свеча,

Но только от слова и время застынет,

И чья-то ладонь коснется плеча.

Несмелые пальцы будут узнаны сразу,

Дыханье, что тише прозрачной воды,

И оставят на коже Ее легкие пассы

Без страсти, но нежно-стальные следы.

Горечь

Легко играть чужим умом,

Легко сменить о себе мненье:

Вчера хорош и вдруг плохой

Ты стал внезапно и безмерно.

Не то сказал, не там смолчал -

И в представленье не вписался.

Вчера он тебе руку жал,

И там, вчера, сей жест остался.

И пусть привык быть в стороне,

Не жить той социальной жизнью,

Но как-то грустно это все:

Все хрупко, мимолетно, бренно.

Прочь, прочь!

Оценки, ярлыки и мненья!

Хочу стабильность в отношеньях...

Грусть

Зверь беспокойный рыщет в тени леса,

Один остался, с грузом на плечах,

И каждый шаг с все большим, большим весом

След оставляет в вечнозеленых мхах.

 "Хочу обнять..." - он слышит в шуме ветра

И в пряном шелесте листвы и сонных трав.

Да, Друг далек, и не исправить, верно,

Событий-километров безрадостный расклад.

И Зверь грустит в свободные минуты,

Все тешит сердце памятью о днях,

Когда столь частым диалог был с Другом...

Рычит негромко: "Все на круги своя."

Две комнаты

Две комнаты на этаже,

Всего две комнаты из дюжин,

Пустых и темных, без ключей,

В которых детский смех не нужен.

А мы сидим в своих стенах,

Боимся выйти, хоть и знаем,

Что там, за дверью, ждет Судьба,

К нам повернувшись странным краем.

Ты не захлопнула ту дверь,

Твой ключ в замке застрял некстати,

Холодной сталью звякнет медь,

Я б мог помочь, но чего ради?

Не рвешь, не мечешь, не кричишь,

Все это есть прерогатива

Моя, быть может, странный я,

Хоть странным быть мне запретила.

Хочу порог перешагнуть,

К шершавым доскам прислонился,

Все помнит кожа то тепло,

Оно отныне мне лишь снится.

Уже я не смогу забыть

Прогулки те по коридорам,

Не смог понять, не смог догнать

Не смог пройти к твоим просторам.

А помнишь ветер и бетон,

Глухие стоны стекол битых?

Мою борьбу с собой и крик,

Что вместо слов звучал сердитых?

А я забыл, не помню свиста,

Ни цвета туч свинца и хлада,

Не помню шороха страниц,

Мне память больше не отрада.

Как мне порог перешагнуть,

Сквозь боль пройти по коридору

Теней чужих души и тьмы,

Как выйти вновь к своим просторам?

Девятый день

Закат не торопится, закат не спешит, закат очень медленно уступает небо:

сизое, лиловое, местами розовое - такой цвет у несуществующего плацебо.

Дорога бодрит, наводит на знаки внимания, и неправда, что девять дней пути утомляют.

Думай, что устал, думай, что хочешь есть и спать, чтобы упрямые строчки тобой управляли.

Бесцельно. Злобно. Отрезвляюще.

Увидел еще одно сломанное дерево: сердцевина сгнила, а ветра не было уже давно.

С людьми такое тоже случается, когда под макияжем не получается скрыть трухлявое нутро.

От трухи и пыли хочется избавиться, сжечь в зеленом костре уходящих дорог.

Жалко только, что бензина, соляры и масла очень редко в достаточном количестве

выставляется за порог.

Голые строчки без смысла, без связанной мишуры слов - проходит девятый день пути