Андрей Белый - Том 6. Стихотворения

огней

Поток дневной, червленый,

Клоня кленовый лист,

По купам прокипел –

Вотще! И, как слезой,

Росой листок зеленый

Так скромно их кропил…

И скорбно отгорел.

Сентябрь 1907

Петербург

Ночь («Как минул вешний пыл, так минул страстный зной…»)

Сергею Соловьеву

Как минул вешний пыл, так минул страстный зной.

Вотще покоя ждал: покой еще не найден.

Из дома загремел гульливою волной,

Волной размывчивой летящий к высям Гайден.

Презрительной судьбой обидно уязвлен,

Надменно затаишь. На тусклой, никлой, блеклой

Траве гуляет ветр; протяжным вздохом он

Ударит в бледных хат мрачнеющие стекла.

Какая тишина! Как просто всё вокруг!

Какие скудные, безогненные зори!

Как все, прейдешь и ты, мой друг, мой бедный друг.

К чему ж опять в душе кипит волнений море?

Пролейся, лейся, дождь! Мятись, суровый бор!

Древес прельстительных прельстительно вздыханье.

И дольше говорит и ночи скромный взор,

И ветра дальний глас, и тихое страданье.

Июнь 1907

Петровское

Прости

1

Зарю я зрю – тебя…

Прости меня, прости же:

Немею я, к тебе

Не смею подойти…

Горит заря, горит –

И никнет, никнет ниже.

Бьет час: «Вперед». Ты – вот:

И нет к тебе пути.

И ночь встает: тенит,

И тенью лижет ближе,

Потоком (током лет)

Замоет свет… Прости!

Замоет током лет

В пути тебя… Прости же –

Прости!

2

Покров: угрюмый кров –

Покров угрюмой нощи –

Потоком томной тьмы

Селенье смыл, замыл…

Уныло ропщет даль,

Как в далях взропщут рощи…

Растаял рдяных зорь,

Растаял, – рдяный пыл.

Но мерно моет мрак, –

Но мерно месяц тощий,

Летя в пустую высь

Венцом воздушных крыл –

Покров, угрюмый кров –

Покров угрюмой нощи –

Замыл.

3

Душа. Метет душа, –

Взметает душный полог,

Воздушный (полог дней

Над тайной тайн дневных):

И мир пустых теней,

Ночей и дней – осколок

Видений, снов, миров

Застывших, ледяных –

Осколок месячный: –

Над сетью серых елок

Летит в провал пространств

Иных, пустых, ночных…

Ночей, душа моя,

Сметай же смертный полог, –

И дней!

4

Угрюмая, она

Сошла в угрюмой нощи:

Она, беспомощно

Склонись на мшистый пень, –

Внемля волненью воли

(Как ропщут, взропщут рощи), –

В приливе тьмы молчит:

Следит, как меркнет день.

А даль вокруг нее

Таинственней и проще;

А гуще сень древес, –

Таинственная сень…

Одень ее, покров –

Покров угрюмой нощи, –

Одень!

Март 1908

Москва

«Да, не в суд или во осуждение…»

Как пережить и как оплакать мне

Бесценных дней бесценную потерю?

Но всходит ветр в воздушной вышине.

Я знаю всё. Я промолчу. Я верю.

Душа: в душе – в душе весной весна…

Весной весна, – и чем весну измерю?

Чем отзовусь, когда придет она?

Я промолчу – не отзовусь… Не верю.

Не оскорбляй моих последних лет.

Прейдя, в веках обиду я измерю.

Я промолчу. Я не скажу – нет, нет.

Суров мой суд. Как мне сказать: «Не верю»?

Текут века в воздушной вышине.

Весы твоих судеб вознес, – и верю.

Как пережить и как оплакать мне

Бесценных дней бесценную потерю?

1907

Москва

Философическая грусть

Премудрость

Внемлю речам, объятый тьмой

Философических собраний,

Неутоленный и немой

В весеннем, мертвенном тумане.

Вон – ряд неутомимых лбов

Склоняется на стол зеленый:

Песчанистою пылью слов

Часами прядает ученый.

Профессор марбургский Когэн,

Творец сухих методологий!

Им отравил меня N.N.,

И увлекательный, и строгий.

Лишь позовет она, как он

Мне подает свой голос кроткий,

Чуть шелковистый, мягкий лен

Своей каштановой бородки

Небрежно закрутив перстом,

И, как рога завьются турьи,

Власы над неживым челом

В очей холодные лазури; –

Заговорит, заворожит

В потоке солнечных пылинок;

И «Критикой» благословит,

Как Библией суровый инок.

Уводит за собой; без слов

Усадит за столом зеленым…

Ряды прославленные лбов…

С ученым спорит вновь ученый.

1908

Москва

Мой друг

Уж год --">