Артем Дмитриевич Петров - глиняные

Уплывут, так едино обриты, затылки.

Уплывёт полстраны, выпуская закрылки.

Убирая шасси, уплывёт царь Борис.

(Что там было ещё – не припомнишь, так вылги.)

Воскресай в безнадёжно потерянный лес,

В ненащупанный путь (без пути и дороги),

В письмена, где едва и пропущены слоги,

Где костры в обветшавшей хоккейной коробке,

Где картошка в золе, и костры до небес –

Оплетают нездешнего мира пороги.

Воскресай, чтобы вспомнить с грехом пополам,

Распознать сквозь закрытые намертво веки,

Сквозь кромешные тропы, рубежные реки,

Бесфонарные улицы, ночи, аптеки, –

Воскресай, чтобы вспомнить с грехом пополам,

Как стремился ты в белый, как сажа, вигвам,

Как стремишься ты в белый, как сажа, вигвам,

Чтобы выйти другим (не скажу – человеком).

«Шершавит ветер склады…»

В далях далёких, там, где мамонты и тюлени.

Тучи разводит Фидель, да как-то легко-легко,

Словно всё за него – добрый дедушка Ленин.

Мимо него летят что-то опять бомбить,

Нефть выбивать и газ на всяких разных наречиях.

Хочет Фидель уйти, спокойно себе курить,

Уходит, и навсегда, в тихий вчерашний вечер.

Дедушка Ленин ткёт розовый, в искру, закат.

(Капитализму смерть, да здравствует новая эра!)

Дедушка Ленин там, где кончаются облака,

Смотрит из своего незакатного СССРа.

Там – золотятся хлеба, лампочка в десять ватт,

Дети сыты, умны, и пятилетка в две смены,

Русский эстонцу брат, не хочет никто воевать…

Помилуй нас и спаси, добрый дедушка Ленин.

«Слепые черти жарили своих…»

Шекспир кропал, что в Дании неплохо,

Горел, в шелках и позолоте, стих,

(Как будто) кто-то подменил эпоху.

Беспечный Гамлет не видал теней,

Не истерил высоко на подмостках.

Косяк (дверной?) мусолили подростки.

Милицанер – чем дальше, тем сильней –

Предвидел в школьниках Дали и Босхов.

Горел весёлыми огнями Эльсинор,

Как прочие кремли и бундестаги.

Горели по округе с давних пор

Склады, бумаги, денежные знаки.

В народе возрождался свальный грех,

И заповедь «не сотвори кумира»

Выплескивалась в праздник за квартиры.

Беспечный Клавдий не стеснялся пира…

И лишь Офелия – провидица за всех, –

Офелия плыла меж тёмных вех,

Сжимая в кулачках весь ужас мира.

«Дозволял огню полыхать…»

Сам песок ссыпал из часов в мешки.

Кто писал про вечность с пустой кровати,

Тому светит станция Петушки, –

Заливать про быль, быль залить бальзамом,

Отбиваться от сладколюбых ос.

Заходи, вечор (ты ведь верным самым).

Будем пить зелёный как купорос.

Будем пить бордовое как гранаты.

Будь.

Кастрюля с пеплом ещё горяча.

Задымляет дым, как буран когда-то.

И как будто за снегом горит свеча.

Эх, вечор, мы забыли, забыли напрочь

Это самое (сладкая же пора!):

Тихо капал воск на глухую на ночь.

Капал воск цвета пьяного янтаря,

Капал воск, как нездешнее что-то капал.

Под присмотром партии Ильича

Башмачки со стуком спадали на пол.

Капал воск, на столе горела свеча.

Story

«Moonlight and Vodka»

Крис де Бург

«That dancing girl is making eyes at me,

I'm sure she's working for the K.G.B.»

(Говорит она человеческим голосом: «Не губи.

Я тебе ещё пригожусь, Джеймс, т.е. Крис.

В радости, в горе, в похмелье».)

А в небе диск

Ко всему приученный напоминает опять,

Как Алексан-Александрычу Блоку подали ложных опят.

«Я тебе ещё пригожусь, Джеймс (т.е. Крис)», –

И блеск неестественно-мягкий контактных линз…

Послушай сценарий, Джеймс: ты соблазняешь её,

С Веничкой вместе – коктейли одеколонно-портвейнные пьёшь,

Спасаешь попутно от катастрофы западный мир,

Девушка погибает влюбленной, как завещал Шекспир,

Где-нибудь ближе к финалу (постельную сцену туда),

А с неба сыплет и сыплет советская псевдо-вода.

Вот это – «Moonlight and vodka takes me away», –

Пой для своих, заграничных, стальных и хрустальных фей.

А Веничка с Блоком встретят совсем не ту, –

Таинственную, как высадка на Луну, шёлковую красоту –

В тамбуре поезда, идущего через года.

Пой, Крис, «Midnight in Moscow», мы все не туда.

Мы будем в городе Че, в распивочной «Русский квас».

К полуночи, может и раньше, перевербуют вас.

И никаких K.G.B., лишь пиво да пирожки,

Да дальнобойщики, да бывшие балерины, да литкружки,

Да та, из тамбура, вся в шелках, да кривящийся диск…