Ксения Александровна Михайлова - Заговорщица

мультфильмов

Увидели б только бесцветные сказки-сны.

Тогда бы мы в книгах на кипенно-белом фоне

Видели только обломки печатных строк.

Эти обломки можно смахнуть ладонью,

Так мог ли быть в них хотя бы малейший толк?

О книжках с картинками вообще не могло быть речи,

Картинки – удел законченных слабаков.

В книгах бы слово было не сбить картечью,

В книгах таких немыслима прочность слов.

Почему-то на вас плохо влияет счастье.

Почему-то “как лучше” не создано для души…

Человек-человек, чего же ты снова плачешь?

Поняла, зову фею, пусть прилетает шить…

Все еще пишу чернилами

На столе лежало письмо,

Внизу подпись красивым почерком.

Наизусть заучу его,

А в ответ напишу… многоточие.

Я возьму вороное перо,

И конец обмакну в чернильницу…

Жаль, мне целая жизнь не урок,

Жаль, учитель по мне не сыщется!

На столе лежало письмо.

В нем надежды, мечты, отчаянье.

А в моем… ну а что в моем?

В нем лишь точки. Слова? Молчание?

В нем лишь точки. А что еще?

Излить душу, бумагу пачкая?

Я все это уже прошел,

На ветру все слова растрачивал.

Я все это уже прошел,

А что толку? Забил лишь голову.

Выбрал меньшее из двух зол,

Почему-то два зла испробовал.

Жаль, мне целая жизнь не урок,

Не умею меняться к лучшему.

Очевидны пролог, эпилог,

А вот главы – работа случая.

В этих главах простой сюжет

Мертвым грузом на плечи валится.

Иногда даже “happy end”

Не для всех хорошо кончается.

Вечно сам из себя выхожу,

Как река, покидая русло.

Вечно сам себя подвожу!

Для меня это есть искусство!..

Ну, так вот, я учу письмо,

И не знаю уж, как ответить.

Да, глупец, ну и что с того?!

Все мы, люди, всю жизнь, как дети.

Мой роман написать легко,

И его не измерить страницами…

Я бы мог, жаль, одно есть “но”:

Я об стену разбил чернильницу.

Совсем другая история

Гаром горит пусть способное чаровать,

И льдинки в руках пусть колются пополам.

Я буду ждать, когда догорят факела,

Льдинки растают, и с ними растаю я.

Главное, что моя вечность, сама вода,

Не принесет ещё большего миру зла,

Бросит оружие перед лицом наяд,

Падет на колени, признав, наконец, их власть.

Холод, согреться и смерти уже пора,

Гробницу искать под стать и самим царям.

К примеру, пещеру – чистый обсидиан,

В которой уж спят и отчаяние, и тьма.

Ты не узнала? Так, значит, не узнавай.

Считай, виновата – не бей тишину зеркал.

Расколется хрупкое слово напополам -

Клянусь, буду помнить, кем ты для меня была.

Я буду ждать, когда догорят факела,

Льдины растают, я подойду под стать,

А разобьются – так с сердцем напополам,

Главное, что и вместе с твоим, сестра.

Гаром горит пусть способное чаровать,

Нам чары с тобой, как райская тень чертям.

Забыла меня? Не стоит и вспоминать,

Ни к чему это, Снежная Герда.

Прощаюсь, Кай.

Осенняя

Ранняя осень,

Ветер уносит:

С улиц в дома уют,

Птицы отпели,

Теперь метели

Перьями обрастут.

Падают листья,

Желтые листья,

Выстлав ковром тропу.

Тучи затмили

Синее небо,

Тьмою легли на путь.

Падает снегом,

Алый рассвет и

Багровых закатов скол,

Звенит тишиной, но

Звери бессонны…

Как близок уже их сон.

Холод проникнет

В самое сердце

Стиснет металл оков,

Но обогреет,

Расплавит, растопит

Золото – осень – любовь.

История ни о чем

Всегда я знал, что я чудак,

Всегда под лед я с головою,

А по-другому мне никак,

Мне по-другому нет покоя.

Сижу у грязного пруда,

И все на дно взглянуть пытаюсь.

Я знаю, что грязна вода,

Но все равно в ней искупаюсь.

А я корыто стерегу,

И мне все тропы параллельны!

Ведь я же вечно все могу,

Мне вечно море по колено!

Я параллели проведу,

Ведь мне не писаны законы!…

Всю жизнь на этом же пруду

На дно иду с прыжка, с разгону.

Себе же царь, себе король,

Я сам себе пишу законы.

И в государстве я своем

Кричу своим же лексиконом.

Но властен только над собой,

И только над своим корытом.

Зато один, зато живой,

Живой и всеми позабытый…

Свое корыто разобью,

И брошу в тот бездонный омут!

Обломки пусть идут ко дну!…

Жаль, как и я, они не тонут…

Так пусть хоть гаром догорят,

Пусть обретают самовластье!…

Всегда я знал, что я чудак,

Меня излечит только счастье.

Полупейзаж

Раньше мира было много:

Степи… дураки, дороги…

А теперь хватать не стало,

Значит, мира ныне --">