Пиня Копман - Записки Фомы неверующего

(я уже промолчу про собак):

Бог безличностный, чисто абстрактный,

не имеет значенья никак.

Так что дальше ли глядя, иль ближе,

я уверен в ответе вполне:

В этом мире я Бога не вижу.

Остальные — до ягодиц мне.

Но ответил бы кто, почему же

на душе (той, что нету) лишь мрак,

и от истин не лучше мне, — хуже.

Может я не мудрец, а дурак?

Приколы

Над нами прикололся Бог- проказник,

и нынче так, как было в старину:

мы в этот мир приходим, как на праздник,

а после с ним всю жизнь ведем войну.

В церквях твердят святые люди хором

что кто не верит — гад и педераст.

И учат нас, что вера движет горы

и что по силе веры Бог воздаст.

Но, угрожая нам смолой и серой,

смеясь над простаками наперед,

Бог наградит, кого захочет, верой,

и у кого захочет — отберет.

А мы в себя приходим понемногу,

И, по прошествии недолгих дней,

мы даже можем обойтись без Бога.

Ведь, согласитесь, так еще смешней.

Напутствие

В час неудач, тоски, потери,

спасая душу от невзгод,

мы открываем вере двери

но через двери входят звери

и страшен их неспешный ход.

А звери веры фетишисты

хрустящи как картошка-фри

их сладкий дух, — елей душистый,

снаружи розово-пушисты,

и липко-ласковы внутри.

От древних дикарей и Рима

в какое время не живи

кумиры с ликом херувима

тебя томят неумолимо

взыскуя жертвы на крови.

И что бы толку от камланий

в дыму бессчетных алтарей,

от воздыханий и рыданий?

Ведь ты всего лишь раб желаний

звериной сущности своей.

И больше бед падет на плечи,

суля еще при жизни ад.

И будет светлое далече.

И все же, все же, человече,

иди, возделывай свой сад!

Кривобокий образ

Если образом человечьим

мы в деталях подобны Богу,

то и Богу хвастаться нечем,

что в душе вызывает тревогу.

Скажем, СМИ мы бездумно верим,

сердцем часто жестче подметки,

на нездешнего смотрим зверем

и работаем из-под плётки.

А утроба у нас ненасытна

в общем, образ противный и скверный.

Богу, право, должно быть стыдно,

если все с подобием верно.

Человек, — такая скотина:

Коли … пальцы не сдавишь дверью,

он не хочет быть исполином,

и что Божий дух в нём — не верит.

Нужно бить его непрестанно,

чтоб услышать от обалдуя:

Сделал ЭТО? Я? Вот ведь странно!

Что, взаправду вот так могу я?!

Из-под палки только работа,

Но работа зато чумовая…

Может, Бог напортачил чего-то

этот образ свой создавая?

Или может быть (не дай Боже!)

не от Папы наши изъяны.

Он и мы, — не во всем похожи…

Видно, мамой была обезьяна!

Ну папаша! Ну и затейник!

Без претензий, конечно, Пиня,

но ведь чище бы был человейник,

если б мамой была Богиня!

Капернаум

Там, где тени остры бритвенно,

как пеньки во рту бомжа,

в червоточинах и рытвинах

камни черные лежат.

Бдят колонные подножия,

где змеится пыль веков,

мрачный дух мамзера* Божия

и его учеников.

Капернаум, кость рабочая,

после прессов да печей

обожал слова пророчии

от прохожих трепачей.

И уже не плотник с заумью,

с юных лет душой нездрав,

здесь, в прибрежном Капернауме

был Исус почтенный рав.

Он ходил с сумой и посохом,

всем толкуя анекдот,

что по морю, аки посуху,

тот, кто верует, пройдет.

Не признавшись, что есть «веритас»**

вдаль ушел, и был таков.

А руины у Кинерета

нынче мед для простаков.

Из любой морщинки глобуса,

из интимных дыр Земли,

прилетают аэробусы,

приползают корабли.

С ненасытностью любовников,