Владимир Александрович Жуков (врач) - Земное притяжение любви. Сборник

свой утиный нос, подносил согнутую в локте руку к кое-где лакированному козырьку фуражки, найденной в чулане полуподвальной хаты деда Леонтия. Мы завидовали приятелю, так как никто не имел такой военной фуражки с рубиновой звездочкой. Он хвастался, что не снимает ее с головы даже во время сна. В ту пору я тоже мечтал о фуражке или пилотке и портупее. Имея эту экипировку, я мог бы претендовать на роль командира и тогда бы Вадька не задирал бы нос.

2

Зеленая, поросшая калачиками и одуванчиками лужайка возле высокой шелковицы, была нашим любимым местом. У толстого с серыми трещинами на коре ствола дерева лежал серый, слегка выбеленный лучами солнца камень-валун. От своей, вросшей в землю хатенки под черепицей приходил старик Леонтий. Он нам казался таким же древним, как и дерево. Спина его под старым военным френчем сгорбилась. Дед опирался на посох. Садился на камень и подставлял спину жаркому солнцу, леча ревматизм, заработанный в сырых и холодных окопах под Сталинградом. Не спеша доставал из кармана вышитый кисет и высыпал на газетную полоску щепоть табака. Склеивал цигарку и закуривал, сощурив выцветшие некогда василькового цвета глаза из-под седых бровей. Сизый дым окутывал его покрытое сетью морщин лицо.

Мы с любопытством глядели на старика. Я знал, что Вадька украдкой от родителей пробовал курить, спрятавшись за сараем и мне предлагал, но я отказался. Вспомнил, что однажды соблазнился и во рту было горько и противно.

–Деда, скажи, сколько лет этой шелковице? – спросил я у Леонтия. Он помедлили с ответом. Обратив на меня светлый взгляд, произнес:

– Хто его знает, Сашко, наверное, много? Сколько живу, столько и дерево растет. Тут прежде болгары-колонисты жили. А в соседнем селе –немцы еще с царских времен, когда после того, как Крым отвоевали у турок, началось его заселение.

Выкурив самокрутку, старожил медленно шел к своей приземистой хате, огороженной постаревшим от времени плетнем из лозняка, кустами шиповника и ежевики. В одичавших закутках возвышался со стрелами колючек чертополох с ярко-алыми, словно фонари, цветами. За обителью Леонтия находился небольшой сад, где вперемешку с душистыми антоновками и яркими, как девичьи губы, вишнями, росли одичавшие яблони, груши с мелкими кисловато-терпкими плодами и терновник с иссиня-черными ягодами. А в мае буйно зацветала сирень, склонив на плетень дымчато-ароматные гроздья.

Мы докучали старику: забирались в сад и лакомились плодами, собирали цветы. Большой куст белоснежной сирени рос у самого окна. Старик застал Вадьку за ломкой соцветий. До того снисходительно относящийся к нашему озорству (плодов не жалко, только ветки не ломайте), на сей раз Леонтий рассердился. Тогда мы от него и узнали, что у старика был сын Сергей, который перед призывом в армию за два года до начала войны посадил сирень, а в сорок втором пришла похоронка о том, что он погиб смертью храбрых. Леонтий, хотя по возрасту не подлежал призыву, добровольцем ушел на фронт, вместо сына встал в боевой строй. Старик показал фотографии Сергея на стене возле иконы Святого Николая.

С фотографии на нас взирал веселый дядя в военной одежде с орденами и медалями на груди, настоящими, а не жестянками, как у нас. Мы поняли, что сирень дорога Леонтию, как память о сыне и больше не прикасались к гроздьям и другим ребятам велели не трогать.

Она благоухала и ветер доносил аромат до шелковицы, на верхушке которой в сплетении ветвей, расходящихся в разные стороны, находился наш наблюдательный пункт. Я поднимался по стволу, раздвигал ветки и подносил к глазам армейский бинокль с перекрестием координат, подаренный старшим братом Виктором. Сразу приближался стан противника, были видны его перемещения. Все бы так и продолжалось без перемен, если бы к дяде Петру ни приехала из Подмосковья племянница – бойкая Наташа. Да вот беда, дом дяди находился на территории противника. На девчонке было короткое голубенькое платье. Она мне очень понравилась, поэтому всю ночь строил планы, как вызволить принцессу из плена.

Но утром эти мечты рассыпались, словно песочный замок, ибо я увидел, что «моя принцесса» вместе с недругами наступает на нашу территорию. Обида сжало мое сердце. «Ну, и пусть она на их стороне», повторял я помня, что слезы – позор для настоящего воина.

С той поры прошло лет десять. Много цветов отцвело

--">