Виктор Борисович Шкловский , Владимир Владимирович Маяковский , Велимир Хлебников - Взял. Барабан футуристов

руках оспаривать мнение будетлян, что весь земной шар принадлежит им.

16. Основывать сословия геагогов и сверхгосударства.

Д. Бурлюк. «Весна».

«Где волк воскликнул кровью…»

Где волк воскликнул кровью:

«Эй! Я юноши тело ем»,

Там скажет мать: «Дала сынов я».

Мы, старцы, рассудим, что делаем.

Правда, что юноши стали дешевле?

Дешевле земли, бочки воды и телеги углей?

Ты, женщина в белом, косящая стебли,

Мышцами смуглая, в работе наглей!

«Мертвые юноши! Мертвые юноши!» –

По площадям плещется стон городов.

Не так ли разносчик сорок и дроздов?

– Их перья на шляпу свою нашей.

Кто книжечку издал: «Песни последних оленей»,

Висит рядом с серебряной шкуркою зайца,

Продетый кольцом за колени,

Там, где сметана, мясо и яйца.

Падают Брянские, растут у Манташева.

Нет уже юноши, нет уже нашего

Черноглазого короля беседы за ужином.

Поймите, он дорог, поймите, он нужен нам!

Василий Каменский

Крестьянская

Дай бог здоровья себе да коням!

Я научу тебя землю пахать.

Знай, брат, держись, как мы погоним.

И недосуг нам будет издыхать.

Чего схватился за поясницу?

Ишь ты – лентяй – ядрено ешь, –

Тебе бы к девкам на колесницу

Вертеться, леший, на потешь.

Дай бог здоровья себе да коням!

Я те заставлю пни выворачивать.

Мы с тобой силы зря не оброним,

Станем кулаками тын заколачивать,

Чего когтями скребешь затылок?

Разминай-ко силы проворнее,

Да сделай веселым рыжее рыло.

Хватайся – ловись – жми задорнее.

Дай бог здоровья себе да коням!

Мы на работе загрызем хоть кого!

Мы не сгорим, на воде не утонем,

Станем – два быка – вво!

Борис Пастернак

«Как казначей последней из планет…»

Как казначей последней из планет,

В какой я книге справлюсь, горожане,

Во что душе обходится поэт,

Любви, людей и весен содержанье?

Однажды я невольно заглянул

В свою еще не высохшую роспись

И ты – больна, больна миллионом скул,

И ты – одна, одна в их черной оспе!

Счастливая, я девушке скажу.

Когда-нибудь, и с сотворенья мира

Впервые, тело спустят, как баржу,

На волю дней, на волю их буксира.

Несчастная, тебе скажу, жене

Еще не позабытых похождений,

Несчастная затем, что я вдвойне

Люблю тебя за то и это рвенье!

Может быть, не поздно.

  Брось, брось,

Может быть, не поздно еще,

  Брось!

Ведь будет он преследовать

  Рев этих труб,

Назойливых сетований

  Поутру, ввечеру:

Зачем мне так тесно

  В моей душе

И так безответствен

  Сосед!

Быть может, оттуда сюда перейдя

  И перетащив гардероб,

Она забыла там снять с гвоздя,

  О, если бы только салоп!

Но, без всякого если бы, лампа чадит

  Над красным квадратом ковров,

И, без всякого если б, магнит, магнит

  Ее родное тавро.

Ты думаешь, я кощунствую?

  О нет, о нет, поверь!

Но, как яд, я глотаю по унции

  В былое ведущую дверь.

Впустите, я там уже, или сойду

  Я от опозданья с ума,

Сохранна в душе, как птица на льду,

  Ревнивой тоски сулема.

Ну понятно, в тумане бумаг, стихи

  Проведут эту ночь во сне!

Но всю ночь мои мысли, как сосен верхи –

  К заре – в твоем первом огне.

Раньше я покрывал твои колени

Поцелуями от всего безрассудства.

Но, как крылья, растут у меня оскорбленья,

Дай и крыльям моим к тебе прикоснуться!

Ты должна была б слышать, как песню в кости,

Охранительный окрик: «Постой, не торопись!»

Если б знала, как будет нам больно расти

Потом, втроем, в эту узкую высь!

Маленький, маленький зверь,

Дитя больших зверей,

Пред собой, за собой проверь

Замки у всех дверей!

Давно идут часы,

Тебя не стали ждать,

И в девственных дебрях красы

Бушует: «Опять, опять…»

. . . . . . . . . .

  Полюбуйся ж на то,

Как всевластен размер,

  Орел, решето?

Ты щедра, я щедр.

Когда копилка наполовину пуста,

Как красноречивы ее уста!

Опилки подчас звучат звончей

Копилки и доверху полной грошей.

Но поэт, казначей человечества, рад

Душеизнурительной цифре затрат,

Затрат, пошедших, --">