Иван Иванович Коневской - Из книги "Стихи и проза". Посмертное собрание сочинений

Так! Дивный оборотень, хитрый, мудрый змий,

Ты зорким оком зрел зараз полдень с полночью.

Ты чутким ухом внял трезвонам двух Софий.

Ты чуял, вещий Волх, как корень рос, воочью.

В тебе был сизокрыл-орел, был волк седой.

Проник ты в жнзнестрой, в тела, ко средоточью.

Ты слово знал. В нем свет, в нем жар, в нем — влаги бой.

Заклятье бытия — мечта и разуменье:

То обаяние души — плоти живой.

В размахе Думы — Русь, размер без измеренья.

Рядил ты суд и строй в уделе пущ своем.

H тут же ткнул копьем в стол южного княженья.

Родившись, ты прорек. Разнесся в небе гром.

И ужас обуял животные обличья,

Бежать пустился всяк в глухой и темный дом.

Сознали воды, дебрь, и зверь, и племя птичье,

Что ты — из рода их, преемник всех их сил,

Что целость ты их благ, богатства и величья.

И так ты их постиг, настиг и изловил.

Объем ты скинул, стал мураш — твердынь не стало:

Громады сплоченные царств ты разносил.

А где людская власть до власти той достала?

Что значит пахарь тот с присошком золотым,

Чью сошку взять и несть тебя с дружиной мало?

О гнет земной груди, ползучий, тяжкий дым!

Он в поле от жары и от дыханий пышет,

И семена в земле рождают только им.

Согбенный человек черты по комьям пишет,

По целым дням влачась в сыпучей их пыли.

А смелый, гордый лет тех комьев не всколышет.

Но на лету проник и ты ведь в глубь земли.

Ты в слух свой уловил ее лукавый шепот,

Излучины корней, протоки струй в стебли.

Те тайны из нее исторг твой конский топот,

Когда неистово на воле ты скакал.

И воздух возмущал дружины славный ропот.

К чему тогда соха? Присошек пусть сверкал,

Пусть дело не твое тягаться с тяготою —

Над Русью власть Восторг Души тебе снискал.

И ты без пахаря не тронут нищетою.

Ведь ум ты, чудотвор: ведь ты воззвал к песку,

И рожь произросла волною золотою.

А взял бы ты соху, и туту, и тоску,

Впрягись ты в нудящую лямку плоской дали, —

И ты невольник дней, подобно Мужику,

И суть твою и мощь судьбы пересоздали.

Октябрь 1900

ВАРЯГИ

Герои личной гордости безмерной,

Служители властительных богов,

Боялись неги вольной суеверно,

Их тешил только лютый звук рогов.

Хмелея лишь от тягостного меда,

Не млея, а лишь с ног своих валясь,

В твердынях Библии и Car народа

Они замкнулись вдруг, не шевелясь.

В них самолюбье, самогубье было.

Под знаменем владыки, Бога Сил,

Как никогда, гордыня возопила,

Как никогда, их рок превозносил.

Так, проклятые сладкой жизнью тела,

Они прияли горестный урок:

Побил их царь пустынного предела,

Как степь, воздушен, светел и широк.

Он заливался бешеным весельем.

Ликуя, светоч жизни он сжигал.

В нем кровь зверей горела горьким зельем.

Он, край спалив, державу воздвигал.

В нем восставала свежая природа.

Гораздый распускался в нем народ.

И натиск мудросмелого похода,

Как вихорь, смел варягов шалый ход.

Молюсь вам, предков дерзостные тени!

Мечтами самоцельными влеком,

Я не хочу пород и поколений:

Люблю свой рост, но с родом незнаком.

Дышу одним безумным, диким бредом.

За духа честь в бесцельный бой иду.

Но смерть наверно — путь к моим победам;

И от руки пород живых паду.

Осень 1900

СРЕДА

Не земля, а так — одна зыбь поднебесная,

и один солдатик сторожевой стоит.

Предо мною — распутье народов.

Здесь и море, и земли, все мрет

В этих устьях, под грохот заводов,

В хляби мглистых и тинистых вод.

Это крайняя заводь, глухая,

Край лиманов и топей речных.

И по взморьям клубится, вздыхая,

Пар болот и снарядов стальных.

Здесь граждан коренных не бывало;

Но, сойдясь из противных концов,

С укреплений высоких, с забрала,

Все сшибались кольчуги бойцов.

Здесь заглохли и выдохлись финны,

Шведы строили крайний оплот,

А на них новгородцев дружины

Направляли свой беглый налет.

Так он пуст был века за веками,

Этот край островов и паров.

Меж озерами, морем, реками

Он продрог под бореньем ветров.

И безумные дни наступили,

Царство демона древней Москвы,

Антихриста отеческой были,

Кто чрез дебри прорыл свои рвы.

Порываясь к морям ненавистным,

Он низвергнул свой град родовой,

И, кипящий стремленьем корыстным,

Вел пиры на земле неживой.

--">