Джордж Гордон Байрон - Беппо

расцвет.

XI

Венецианка хороша доныне:

Глаза как ночь, крылатый взлет бровей,

Прекрасный облик эллинской богини,

Дразнящий кисть мазилки наших дней.

У Тициана на любой картине

Вы можете найти подобных ей

И, увидав такую на балконе,

Узнаете, с кого писал Джорджоне,^[3]

XII

Соединивший правду с красотой.

В дворце Манфрини есть его творенье:^[4]

Картин прекрасных много в зале той,

Но равных нет по силе вдохновенья.

Я не боюсь увлечься похвалой,

Я убежден, что вы того же мненья.

На полотне — художник, сын, жена,

И в ней сама любовь воплощена.

XIII

Любовь не идеальная — земная,

Не образ отвлеченной красоты,

Но близкий нам — такой была живая,

Такими были все ее черты.

Когда бы мог — ее, не рассуждая,

Купил, украл, забрал бы силой ты…

Она ль тебе пригрезилась когда-то?

Мелькнула — и пропала без возврата.

XIV

Она была из тех, чей образ нам

Является неведомый, нежданный,

Когда мы страстным преданы мечтам

И каждая нам кажется желанной,

И, вдруг воспламеняясь, по пятам

Мы следуем за нимфой безымянной,

Пока она не скрылась навсегда,

Как меж Плеяд погасшая звезда.^[5]

XV

Я говорю, таких писал Джорджоне,

И прежняя порода в них видна.

Они всего милее на балконе

(Для красоты дистанция нужна),

Они прелестны (вспомните Гольдони^[6])

И за нескромным жалюзи окна.

Красоток тьма, — без мужа иль при муже,

И чем они кокетливей, тем хуже.

XVI

Добра не будет: взгляд рождает вздох,

Ответный вздох — надежду и желанье.

Потом Меркурий, безработный бог,

За медный скудо^[7] ей несет посланье.

Потом сошлись, потом застал врасплох

Отец иль муж, проведав, где свиданье.

Крик, шум, побег, и вот любви тропа:

Разбиты и сердца и черепа.

XVII

Мы знаем, добродетель Дездемоны

От клеветы бедняжку не спасла.

До наших дней от Рима до Вероны

Случаются подобные дела.

Но изменились нравы и законы,

Не станет муж душить жену со зла

(Тем более — красотку), коль за нею

Ходить, как тень, угодно чичисбею.

XVIII

Да, он ревнует, но не так, как встарь,

А вежливей — не столь остервенело.

Убить жену? Он не такой дикарь,

Как этот черный сатана Отелло,

Заливший кровью брачный свой алтарь.

Из пустяков поднять такое дело!

Не лучше ли, в беде смирясь душой,

Жениться вновь иль просто жить с чужой.

XIX

Вы видели гондолу, без сомненья.

Нет? Так внимайте перечню примет:

То крытый челн, легки его движенья.

Он узкий, длинный, крашен в черный цвет.

Два гондольера в такт, без напряженья,

Ведут его, — и ты глядишь им вслед,

И мнится, лодка с гробом проплывает.

Кто в нем, что в нем — кто ведает, кто знает?

XX

И день-деньской снует бесшумный рой,

И в час ночной его бы вы застали.

То под Риальто^[8] пролетят стрелой,

То отразятся в медленном канале,

То ждут разъезда сумрачной толпой,

И часто смех под обликом печали.

Как в тех каретах скорбных, утаен,

В которых гости едут с похорон.

XXI

Но ближе к делу. Лет тому не мало,

Да и не много — сорок — пятьдесят,

Когда все пело, пило и плясало,

Явилась поглядеть на маскарад

Одна синьора. Мне бы надлежало

Знать имя, но, увы, лишь наугад.

И то, чтоб ладить с рифмой и цезурой,

Могу назвать красавицу Лаурой.

XXII

Она, хоть уж была немолода,

Еще в «известный возраст» не вступила,

Покрытый неизвестностью всегда.

Кому и где, какая в мире сила

Открыть его поможет, господа?

«Известный возраст» тайна окружила.

Он так в известном окрещен кругу,

Но невпопад — я присягнуть могу.

XXIII

Лаура время проводить умела,

И --">