Теа Обрехт - Без воды

следом, а потом в той же последовательности выздоравливали – словно по одному поднимаясь и спускаясь по лестнице. Летом 1853-го мы втроем заболели брюшным тифом; Донован и я сумели выкарабкаться, а Хобб, к сожалению, нет. Старый Сорель, проявив великодушие, даже гроб для него оплатил, так что нам не пришлось делать его самим.

Хобб вернулся снова лишь через несколько месяцев. Вернулся без предупреждения, совершенно бесшумно. Видимо, после смерти он утратил свой звонкий голос, однако его страсть шарить в чужих карманах никуда не исчезла. Я плохо спал, вертелся в постели, меня мучили тревожные сны, и я то и дело просыпался, чувствуя, как Хобб своей ручонкой касается моего плеча, а утром обнаруживал на подушке какой-нибудь пустячок: иглу, наперсток, а то и подзорную трубу. Иногда его желание овладевало и мною, и меня тоже невольно начинало тянуть к воровству. Порой, когда я стоял за прилавком, а какая-нибудь приезжая женщина, поправив очки, наклонялась, желая получше рассмотреть товар, у меня прямо-таки руки чесались – так хотелось вытащить что-нибудь у нее из сумки. Донован к этому времени сильно увлекся боксом, часто принимал участие в боях и тогда пребывал во власти бескрайней ослепляющей ярости. А я так и не сумел найти нужных слов, чтобы объяснить ему, как часто его маленький брат приходит ко мне в темноте и садится в изножье моей убогой постели. Не смог я придумать и сколько-нибудь разумного объяснения тому, отчего у меня под кроватью в коробке скопилась целая куча колец, очков, наперстков и пуль, которые рыболовы используют в качестве грузил. «Это я просто так украл, – солгал я, когда Донован все-таки эту коробку обнаружил. – Для Хобба». Для начала Донован мне как следует врезал, а потом крепко обнял, прижал к себе, и мы с ним долго сидели, обнявшись, пока у меня не перестало звенеть в ушах после его затрещин. Коробку мы отнесли на могилу Хобба, выкопали неглубокую ямку и ссыпали туда все украденные мелочи – это, между прочим, привело Хобба в такую ярость, что он долгое время не давал мне спать по ночам, заставляя и меня испытывать его неистребимое желание красть. Если честно, я не очень-то и возражал. Мне казалось, что если я после смерти Хобба превратился как бы в его старшего брата, то Донован теперь, наверное, может считаться моим старшим братом.

И я, подчиняясь желанию Хобба, начал заполнять украденными мелочами другую коробку. Но его желание, похоже, собиралось преследовать меня вечно. И если я поддавался ему и крал, скажем, карманные часы или ценную книгу, Хобб просто в восторг приходил. Чуть позже мне стало казаться, что желание Хобба проникло и в Донована и действует на него примерно так же, как на меня. Возможно, именно оно вдохновило нас и придало нам смелости, когда мы от скучных краж перешли к настоящим грабежам. Сперва, конечно, это были не грабежи, а одно название. Мы грабили тех, кому случилось пройти мимо той поляны, где мы в ночи делили добытое виски. У нас был один шестизарядный револьвер на двоих, но намеченная жертва, разумеется, об этом не знала. Я обычно следом за Донованом выходил из зарослей и молча стоял у него за спиной, пока он, приставив револьвер к пузу какого-нибудь толстого жулика или пьяницы, бормочущего что-то бессвязное, а то и священника, тщетно пытающегося наставить нас на путь истинный, обчищал ему карманы. Я помогал. И очень скоро у нас на чердаке под полом скопилась изрядная добыча: часы, увесистые кошельки с монетами, документы и деловые бумаги, которые, возможно, были для кого-то крайне важны. Теперь Хобб гораздо реже посиживал у меня на постели, зато часто с наслаждением рылся в этом ворованном барахле. Так что мы втроем вполне могли и дальше продолжать совместную жизнь.

Примерно в то же время Донован, участвуя в боксерском поединке, как-то чересчур сильно врезал в лоб своему противнику и рассек ему бровь, но, что было гораздо хуже, этот парень, поднявшись на ноги, понес полную околесицу. Он ни на чем не мог сосредоточиться, даже в одну точку посмотреть не мог. Естественно, тут же явился шериф и стал задавать вопросы: по правилам ли шел бой и не спрятал ли Донован что-нибудь тяжеленькое в боксерские перчатки? Донован заявил, что на нем вообще никаких перчаток не было, и тут же получил от шерифа удар ногой по ребрам и вслед за этим вопрос: что мы можем ему, шерифу, предложить, чтобы он закрыл на все глаза? Я пожертвовал серебряные карманные часы из своей сокровищницы, однако уже через --">