Кен Элтон Кизи - Песнь моряка

видно. Он берется за алюминиевую ручку, поворачивает, и рама слегка отходит. Стук возобновляется, прямо под окном.

Не выпуская рукоять пистолета, Айк коленом раскрывает спальник и сует обе ноги в унты.

– Грир? Марли?

Нет ответа. На ковре из овчины перед пропановым обогревателем виден темный бугор. Это дрыхнет старый Марли, недоступный миру, как и призрак, в честь которого он назван. Грир, наверное, где-то гуляет – «кутит с телками», как это у него называется. Редкое развлечение в наши дни. Когда ООН своими прививками уничтожила СПИД в самом источнике – грязном члене, – она, похоже, убрала и большую часть потребностей, благодаря которым эта болезнь возникла и распространилась. Мужская прыть остыла и с тех пор не восстановилась. Грир, однако, исключение. То ли он открутился от прививочного десятилетия в джунглях своей Ямайки, то ли его половая потребность, мощь его козлиной силы, оказалась столь высока, что выстояла, если можно так сказать, в борьбе с побочным эффектом вакцины.

Обогнув спящую собаку, Айк прощупывает перегородку своего трейлера и находит фонарь. Отключает его от розетки и цепляет к эластичному поясу термоштанов. Глубоко вздохнув, рывком распахивает дверь и пинает решетку. Двадцать второй калибр наготове в правой руке, левая вынимает из-под ремня фонарь – движения плавные, словно у вооруженного двумя стволами pistolero^[4] давних времен. Когда фонарь поднят наполовину, а пистолет еще стоит на предохранителе, ошеломленным глазам Айка предстает зрелище.

Второй раз за этот день он чувствует тычок наставленного пальца.

У основания алюминиевых ступенек сжалось в комок нечто. От толчка решетки оно поднимается вертикально и достает человеку примерно до пояса. Идеальный рост для демона. На глазах у очумевшего Айка нечто начинает вальсировать на задних лапах, задрав передние и помахивая ими, словно предлагая некую непристойность. Средняя часть у нечто практически отсутствует, темная дыра под ребристой грудью прокачивает воздух. Задние лапы похожи на сломанные палки, заляпанные кровью с колючками. Длинный тощий хвост держит равновесие, болтаясь туда-сюда, как у ящерицы.

Зато голова этого проклятого замораживает воздух у Айка в горле. Выше плеч у твари гладко, лысо, ровно и безупречно. Айк моргает, застыв на месте и чувствуя себя в некотором смысле реабилитированным. Это не сон, это угробище реально. Реально! Нечто в себе, вот оно наконец-то, порождение ада и творение человека одновременно, прямо перед ним… противоестественный плод наглого вмешательства, как в классическом хорроре «Человек-невидимка», когда Клод Рейнс нагло влез в То, Что Человеку Лучше Оставить в Покое^[5].

Айк нащупывает переключатель фонаря, и при свете зрелище становится еще ужаснее. Голова у гнусной твари все такая же гладкая, ровная и без складок, точно хромированная, но в луче света видно, что глаза и рот на ней есть. Они различимо пульсируют под стеклянной оболочкой в какой-то внутриутробной слизи. Угробищное порождение, несомненно, – изыди! Но как только прицел совмещается с мушкой, тварь резким пируэтом обретает сущность. На боку цилиндрической головы Айк видит ободранную наклейку:

ЧШИЙ СОУ

ЯЩИЙ МАЙО

КИЙ ХОЛЕ

– Черт, это же кошка – голова застряла в майонезной банке.

Тем же резким пируэтом кошка поворачивается на звук, все еще на задних лапах, цилиндрическая голова резко дергается назад. Видимо, только эта мучительная поза и позволяет животному держать горло открытым, чтобы туда попадал воздух.

– Повезло тебе, кузина. – Айк откладывает пистолет. Опускает колено на усыпанную ракушками землю. – И давно ты так гуляешь? Давай я тебя обним… черт!

Животное принимает вытянутую руку Айка всеми четырьмя и тут же обдирает оба предплечья от локтей до кончиков пальцев. Айк ругается и спихивает тварь на землю. Кошка запрыгивает обратно. Айк спихивает ее на землю опять и быстро хватает, чтобы не успела подняться. Зажав в кулаке скользкий мех, прижимает тварь к ракушкам, замахивается фонарем, как рыбной дубинкой. Но животное больше не дергается. То ли потеряло сознание, то ли эти когтистые приступы ярости его вымотали. Айк тоже перестает злиться, опускает фонарь и принимается осторожно стучать по банке. Стекло наконец трескается, но слизь удерживает осколки на месте. Они расползаются медленно, словно яичная скорлупа с вылупившегося птенца.

Появляется голова, распухшая по форме банки, зубы --">