Эрих Мария Ремарк - Время жить и время умирать

Мюкке подошел тяжелой походкой. Уставился в яму, куда с краев медленно стекала вода.

– Не понимаю, – проворчал он. – Без малого неделю одних только русских находили. Должно быть, этот из декабрьских, просто провалился в глубину.

– А может, и из октябрьских, – сказал Гребер. – Здесь тогда наш полк проходил.

– Чепуха. Не может быть, чтоб из тех.

– Может. Здесь у нас был ночной бой. Русские отступали, и мы сразу двинули дальше.

– Так и есть, – кивнул Зауэр.

– Чепуха! Наш обоз наверняка подобрал и похоронил всех убитых. Наверняка!

– А вот я не уверен. В конце октября уже были сильные снегопады. А мы в ту пору еще быстро наступали.

– Второй раз повторяешь. – Штайнбреннер взглянул на Гребера.

– Можешь и еще разок послушать, если охота. Мы тогда пошли в контрнаступление и продвинулись больше чем на сто километров.

– А теперь отступаем, да?

– Теперь мы опять здесь.

– Стало быть, отступаем… или нет?

Иммерман предостерегающе толкнул Гребера локтем.

– А что, разве наступаем? – спросил Гребер.

– Мы сокращаем свои позиции.

Иммерман насмешливо посмотрел Штайнбреннеру в лицо:

– Уже целый год. Стратегическая необходимость, чтобы выиграть войну. Это ж всякий знает.

– На руке-то кольцо, – вдруг сказал Хиршман. Он продолжал копать, отрыл другую руку покойника.

Мюкке наклонился к яме.

– Верно. Даже золотое. Обручальное кольцо.

Все тоже стали смотреть.

– Ты поосторожнее, – шепнул Греберу Иммерман. – Иначе этот гад оставит тебя без отпуска. Донесет как на критикана. Только того и ждет.

– Просто нос задирает. Ты лучше сам остерегайся. Он больше за тобой следит, чем за мной.

– Да мне плевать. Я в отпуск не собираюсь.

– Значки нашего полка, – сказал Хиршман. Он продолжал раскапывать снег руками.

– Стало быть, уж точно не русский, а? – Штайнбреннер послал ухмылку нагнувшемуся Мюкке.

– Да, не русский, – с досадой бросил фельдфебель.

– Пять марок! Жаль, на семь не поспорили. Ну, гони монету!

– У меня нет с собой денег.

– А где ж они? В Имперском банке? Давай гони!

Мюкке злобно глянул на Штайнбреннера. Потом достал спрятанный на груди мешочек и отсчитал деньги.

– Нынче все наперекосяк! Черт побери!

Штайнбреннер сунул деньги в карман.

– По-моему, это Райке, – сказал Гребер.

– Что?

– Лейтенант Райке из нашей роты. Его погоны. А на правом указательном пальце недостает верхней фаланги.

– Чепуха. Райке был ранен, его вынесли. Так мы после слыхали.

– Это Райке.

– Откопайте лицо.

Гребер и Хиршман копали дальше.

– Осторожно! – крикнул Мюкке. – Голову не заденьте лопатами.

Из снега проступило лицо. Мокрое и какое-то странное, с глазницами, еще полными снега, будто скульптор не вполне доделал маску, оставил ее слепой. Меж синими губами поблескивал золотой зуб.

– Я его не узнаю, – сказал Мюкке.

– Наверняка он. Других офицеров мы здесь не теряли.

– Протрите ему глаза.

Гребер секунду помедлил. Потом рукавицей осторожно смахнул снег:

– Да, это он.

Мюкке заволновался. И теперь стал командовать сам. Офицер, решил он, а значит, командовать должен старший по званию.

– Поднимайте! Хиршман и Зауэр – за ноги, Штайнбреннер и Бернинг – за руки. Гребер, следите за головой! Ну, все вместе: раз, два, взяли!

Тело шевельнулось.

– Еще разок! Раз, два, взяли!

Труп опять шевельнулся. Глухой вздох вырвался из-под него, из снега, когда туда проник воздух.

– Господин фельдфебель, нога отваливается, – крикнул Хиршман.

Нога в сапоге провисла. Плоть внутри сгнила из-за талой воды и уступила.

– Опустите! Ниже! – крикнул Мюкке. Но было уже поздно. Тело сползло наземь, в руках у Хиршмана остался сапог.

– Нога там? – спросил Иммерман.

– Отставьте сапог и копайте дальше! – гаркнул Мюкке Хиршману. – Кто мог знать, что он уже этак размяк! А вы, Иммерман, успокойтесь. Имейте уважение к смерти!

Иммерман озадаченно посмотрел на Мюкке, но промолчал. Через несколько минут они раскидали весь снег вокруг мертвеца. В мокром френче нашли бумажник с документами. Чернила расплылись, но прочитать можно. Гребер оказался прав; это был лейтенант Райке, который осенью служил у них в роте взводным.

– Надо немедля доложить, – сказал Мюкке. – Оставайтесь здесь! Я сейчас вернусь.