Уолтер Липпман - Общественное мнение

присущую их полу робость, хотели выйти за него замуж, только чтобы об их просьбе не узнали семьи. А другие мечтали хотя бы прислуживать генералу»^[8].

Этот идеальный Жоффр был выкован из одержанной им победы, из штаба и войск, из отчаяния, что принесла война, из личных горестей и надежд на будущую победу. Однако кроме культа героев существует и изгнание бесов. Ровно тем же способом, каким рождаются герои, создаются и черти. Если все хорошее исходило от Жоффра, Фоша, Вильсона или Рузвельта, то все зло исходило от кайзера Вильгельма II, Ленина и Троцкого. Они обладали такой же грандиозной силой и использовали ее во имя зла, как могущественные герои, что использовали свою силу во имя добра. И многие простодушные и запуганные люди любую политическую неудачу, забастовку, любую помеху, таинственную смерть, таинственный пожар приписывали этим закрепленным за конкретными лицами источникам зла.

Столь масштабное, на мировом уровне, внимание к символической личности встречается довольно редко и не может трактоваться однозначно, к тому же каждый автор питает слабость к какому-то одному яркому и неопровержимому примеру. Такие примеры выявляет подробное изучение войны. Когда общество живет более-менее нормальной жизнью, символические образы тоже управляют поведением, тем не менее каждый символ обычно находит своего почитателя, он не направлен на всех, поскольку у него есть конкуренты. Мало того, что он вызывает меньший эмоциональный посыл, поскольку представляет в лучшем случае только часть населения, но и внутри этой части людей присутствуют индивидуальные различия. В относительно безопасное, спокойное время эти символы общественного мнения измеряют и сравнивают. Они появляются и исчезают, сливаются в единое целое и уходят в небытие, так и не обобщив полноценно эмоции всей группы. Всплеск активности, побуждающий целые народы на создание священных союзов, происходит в разгар войны, когда страх, желание подраться и ненависть, обеспечив полное господство духа, либо подавляют всякий другой инстинкт, либо пользуются им себе во благо, пока люди не будут полностью обессилены.

В другие времена, даже в процессе неактивных военных действий, чтобы пройти весь путь от выбора и сомнений к компромиссу, требуется больший диапазон чувств. В пятой главе мы увидим, что символизму общественного мнения обычно присущи следы некоторого баланса интересов. Вспомните, например, сколь быстро после заключения мира исчез шаткий и совершенно неудачно выбранный символ союзного единства, как почти тотчас же последовал крах символического представления о входящих в это единство нациях: Британия защищает международное право, Франция стоит на страже свободы, Америка выступает крестоносцем. Вспомните затем о том, как внутри каждой нации посыпалась ее символическая картинка, когда под воздействием партийных и классовых конфликтов, а также личных амбиций, забурлили отложенные проблемы. Как сменялись символические образы лидеров, когда один за другим Вильсон, Клемансо, Ллойд Джордж перестали воплощать человеческую надежду и превратились в глазах разочарованного мира в простых членов делегации, в чиновников.

При этом не имеет значения, сожалеем ли мы о происходящем, понимая, что это не худшее из всех зол, или приветствуем такое возвращение к здравомыслию. Когда имеешь дело с вымыслом и символами, следует забыть об их значимости для существующего общественного устройства, их следует считать просто важной частью механизма человеческого общения. В наши дни в любом обществе, которое не полностью замкнуто на своих интересах и не настолько мало, что любой его член может узнать все обо всем происходящем, мнения должны формироваться вокруг событий, которые нельзя наблюдать и которые сложны для понимания.

Мисс Шервин из городка Гофер-Прери^[9] знает, что во Франции свирепствует война, и пытается как-то это осмыслить. Во Франции она никогда не была и уж точно никогда не приближалась к тому месту, где проходит линия фронта. Фотографии французских и немецких солдат мисс Шервин видела, но ей сложно себе представить три миллиона человек. На самом деле три миллиона человек никто не в силах представить, а профессионалы даже не пытаются. Последние думают о них в военных терминах, представляя, скажем, две сотни дивизий. Но у мисс Шервин нет доступа к оперативным картам, и поэтому, думая о войне, она вцепляется в образы Жоффра и кайзера, --">