Алексей Николаевич Толстой - Собрание сочинений в десяти томах. Том 10. Публицистика

часть есть прежде всего произведение глубоко народное. Язык, образы, характеры, природа, быт, эстетика, все это целиком от народа.

Шолохов знает о чем пишет и умеет показывать события во всей их объемной ощутительности. Великолепное знание диалекта донского казачества помогает ему избегать тех общих большинству советских романов недостатков, которые происходят от слабого знакомства со всей сложностью и своеобразием построения народной речи... Это выдвигает его роман на видное место в ряд первоклассных произведений русской литературы. Характеры Пантелея Прокофьича и его внучонка Мишатки достойны отнесения к классическим образам. Это лучшие, наиболее удавшиеся лица в романе. Недаром семейность, упорядоченность отношений, родственность и слаженность быта являются основой коллизий романа, основой, разрушаемой новыми событиями, окисляющими и разъедающими этот семейный быт. Вся структура романа, действие которого не выходит за пределы кругозора его персонажей, построена на противоречии старого уклада жизни казаков тому неожиданному, что нарушает этот уклад.

Заблуждение их состоит в том, что они полагают это нарушение временным, а оно на самом деле коренное, навечное. Отсюда все недоумения и беды и крушение мировоззрения.

Роман Шолохова - это "Война и мир" в областном масштабе. Это не умаляет его значения. Кстати сказать, кое-где чувствуется и прямая преемственность. Но эта преемственность органическая. Поскольку у Л. Толстого был шире кругозор, образование, знакомство с историей, поскольку его знание сродного ему общественного круга выходило за пределы Ясной Поляны и Хамовников - постольку шире и могущественнее размах Л. Толстого.

Но нужно принять во внимание, что Толстой завершал целую галерею великих русских писателей XIX века. А Шолохов, быть может, начинает новую народную прозу, скрепляя ее со старшими богатырями.

Старик Пантелей и его внук Мишатка могут служить прообразом этих двух поколений.

Сам Григорий Мелехов, Наталья и Аксинья - главные действующие лица романа - стали дорогими и близкими читателю людьми, по-настоящему знакомыми и освоенными всеми познакомившимися с романом".

Одностороннее утверждение о "Тихом Доне" как "Войне и мире" в областном масштабе выправлено той общей оценкой эпопеи, которая дана в статье "Четверть века советской литературы" (см. наст. том), хотя и в ней содержится ограниченное понимание образа Григория Мелехова.

Ч т о м ы з а щ и щ а е м. - Впервые - газ. "Правда", 1941, 27 июня.

Первая публицистическая статья Толстого периода Великой Отечественной войны. Перепечатана во многих газетах, выходивших на периферии. Без существенных изменений вошла в авторские сборники публицистики, вышедшие в 1941 - 1942 годах в Москве, Свердловске, Казани, Горьком, Ташкенте. В первоначальном виде включена при жизни автора в однотомник "Избранные произведения" (М., Гослитиздат, 1945).

Значительной правке подвергнута при включении в сб. "Что мы защищаем" (Ташкент, "Советский писатель", 1942). Здесь вместо первых четырех абзацев было: "Программа Гитлера очень проста: немецко-фашистские армии завоевывают Европу, молниеносно бросают на колени Советский Союз, где уничтожают советскую власть и очищают от славянских и неславянских племен все плодородные земли, которые и передают немецким колонистам; завоевывают Азию вместе с Индией, Африку и обе Америки... На земную ось надевается свастика, которая, как известно, еще у древних индусов обозначала вращение, и земной шар начинает крутиться, отныне согласно воле Гитлера... В правовом отношении все народы становятся говорящими животными и послушно работают; излишки завоеванного населения, как ненужные едоки, уничтожаются; некоторые народы в первую голову - славяне, вообще не получают права на дальнейшее существование.

Устроив такой фашистский порядок на земном шаре, подобно господу богу..." и далее по тексту настоящего издания.

После абзаца о старике, рассказывавшем волшебные сказки, завершавшегося словами "услышат веселое-то...", следовало: "Я помню разгорающиеся зарева помещичьих усадеб на Поволжье в девятьсот шестом году. На базарах, на пристанях - странные люди со странными взорами, грозовое выжидание, вспышки бешеной ненависти и дородные, усатые полицейские, бегущие, подхватив шашки. Помню опустевшие улицы Петербурга и вдали - медленно движущаяся лавина рабочей демонстрации, кумачовый флаг над головами, как символ --">