Афанасий Афанасьевич Фет - Собрание стихотворений

оглушен, Со взором, полным сладострастья, В тебе последнего участья Искать страдалец обречен, - Не верь, суровый ангел бога, Тушить свой факел погоди.

О, как в страданьи веры много!

Постой! безумная тревога

Уснет в измученной груди.

Придет пора - пора иная:

Повеет жизни благодать,

И будет тот, кто, изнывая,

В тебе встречал предтечу рая,

Перед тобою трепетать.

Но кто не молит и не просит,

Кому страданье не дано,

Кто жизни злобно не поносит,

А молча, сознавая, носит

Твое могучее зерно,

Кто дышит с равным напряженьем, -

Того, безмолвна, посети,

Повея полным примиреньем,

Ему предстань за сновиденьем

И тихо вежды опусти. ‹Конец 1856 или начало 1857›

***

Целый заставила день меня промечтать ты сегодня:

Только забудусь - опять ты предо мною в саду.

Если очнусь, застаю у себя на устах я улыбку;

Вновь позабудусь - и вновь листья в глазах да цветы, И у суровой коры наклоненного старого клена, Милая дева-дитя, в белом ты чинно сидишь.

Да, ты ребенок еще; но сколько любви благодатной Светит в лазурных очах мальчику злому вослед!

Златоволосый, как ты, на твоих он играет коленях, В вожжи твой пояс цветной силясь, шалун, обратить.

Крепко сжимая концы ленты одною ручонкой, Веткой левкоя тебя хочет ударить другой.

Полно, шалун! Ты сронил диадиму с румяной головки;

Толстою прядью скользя, вся развернулась коса.

Цвет изумительный: точно опала и бронзы слиянье Иль назревающей ржи колос слегка-золотой.

О Афродита! Не твой ли здесь шутит кудрявый упрямец?

Долго недаром вокруг белый порхал мотылек;

Мне еще памятен образ Амура и нежной Психеи!

Душу мою ты в свой мир светлый опять унесла. ‹1857›

Одинокий дуб

Смотри, - синея друг за другом, Каким широким полукругом Уходят правнуки твои!

Зачем же тенью благотворной

Всё кружишь ты, старик упорный,

По рубежам родной земли?

Когда ж неведомым страданьям,

Когда жестоким испытаньям

Придет медлительный конец?

Иль вечно понапрасну годы

Рукой суровой непогоды

Упрямый щиплют твой венец?

И под изрытою корою

Ты полон силой молодою.

Так старый витязь, сверстник твой,

Не остывал душой с годами

Под иззубренною мечами,

Давно заржавленной броней.

Всё дальше, дальше с каждым годом

Вокруг тебя незримым ходом

Ползет простор твоих корней,

И, в их кривые промежутки

Гнездясь, с пригорка незабудки

Глядят смелее в даль степей.

Когда же, вод взломав оковы,

Весенний ветр несет в дубровы

Твои поблеклые листы,

С ним вести на простор широкий,

Что жив их пращур одинокий,

Ко внукам посылаешь ты. ‹1856›

Италия

Италия, ты сердцу солгала!

Как долго я в душе тебя лелеял, -

Но не такой душа тебя нашла,

И не родным мне воздух твой повеял.

В твоих степях любимый образ мой

Не мог, опять воскреснувши, не вырость;

Сын севера, люблю я шум лесной

И зелени растительную сырость.

Твоих сынов паденье и позор

И нищету увидя, содрогаюсь;

Но иногда, суровый приговор

Забыв, опять с тобою примиряюсь.

В углах садов и старческих руин

Нередко жар я чувствую мгновенный

И слушаю - и кажется, один

Я слышу гимн Сивиллы вдохновенной.

В подобный миг чужие небеса

Неведомой мне в душу веют силой,

И я люблю, увядшая краса,

Твой долгий взор, надменный и унылый.

И ящериц, мелькающих кругом, и негу их на нестерпимом зное, И страстного кумира под плющом

Раскидистым увечье вековое. ‹между 1856 и 1858› На развалинах цезарских палат

Над грудой мусора, где плющ тоскливо вьется, Над сводами глухих и темных галерей

В груди моей сильней живое сердце бьется, И в жилах кровь бежит быстрей.

Пускай вокруг меня, тяжелые громады,

Из праха восстают и храмы, и дворцы,

И драгоценные пестреют колоннады,

И воскресают мертвецы,

И шум на площади, и женщин вереница,

И вновь увенчанный святой алтарь горит,

И из-под новых врат златая колесница

К холму заветному спешит.

Нет! нет! не ослепишь души моей тревожной!

Пускай я не дерзну сказать:"Ты не велик", Но, Рим, я радуюсь, что грустный и ничтожный Ты здесь у ног моих приник!

Безжалостный квирит, тебя я ненавижу

За то, что на земле ты видел лишь себя,

И даже в зрелищах твоих кровавых вижу,

Что музы прокляли тебя.

Напрасно лепетал ты эллинские звуки:

Ты смысла тайного речей не разгадал

И на учителя безжалостные руки,

Палач всемирный, подымал.

Законность измерял ты силою великой - Что ж сиротливо так безмолвствуешь теперь?

Ты сам, --">