Андрей Мартынович Упит - Угли под пеплом

удивительного, что она постепенно привыкла козырять своей ролью страдалицы. Что любит поболтать со знакомыми о своем муже, который связан с мировыми светилами. Который переписывается с Хвольсоном, Мечниковым, Тимирязевым, Плехановым, Бергсоном, Пуанкаре и Вальденом… Всем им необходимо похвастать своим мужем. Незамужние стараются перещеголять одна другую туалетами и числом кавалеров. Замужние хвалятся своими мужьями. Муж у них вместо шелкового платья и белых туфель.

Лицо его перекашивается от иронической усмешки. Такое бывает редко, только наедине. Он живет двумя жизнями. Одна с людьми, другая — в своем мире, в своей лаборатории и наедине.

А все же прохладно становится. Он тихо зовет:

— Льена, пожалуйста, зайдите сюда!

В соседней комнате откликаются. И тут же оттуда входит шустрая, здоровая сельская девушка, чисто одетая, в белом фартучке. В руках у нее полотенце. Верно, только что орудовала им. Стоя в дверях, она ждет, что он скажет.

Екаб Берг с минуту смотрит на нее.

— Как вы, Льена, сегодня принарядились. Совсем как на праздник.

По своему обыкновению, она пожимает плечами.

— Ай, да что вы!.. Это же у вас праздник. Гости из столицы… Надо же немного приодеться.

— А я бы все-таки советовал вам этот белый передник снять. А то уж очень вы смахиваете на горничную у какого-нибудь барона. А мы люди простые… Ну, ну, нечего сразу насупливаться. От этого морщины бывают. А вы для этого еще молоды.

— Простые люди… тоже скажете. А профессор из Петербурга? А молодой Берг? Они же ко всяким столичным тонкостям привыкли.

— Прежде всего, дорогая Льена, Арайс еще никакой не профессор, а простой ассистент. Ну, эту разницу, вы, надо думать, не различаете. А что касается моего сына… Словом, для нас они не бог весть какие господа. Не для нашего, а для своего собственного удовольствия приезжают… Где моя жена?

— Да не знаю толком, в кухне, верно. Или в аптеку ушла.

— В аптеку… да, это может быть. Почему бы ей не пойти в аптеку? Зьемелис ее давний знакомый.

— Да. Он уж нам тут помогал со всякой переноской да перестановкой. Наверху-то комнатка совсем пустая. Кушетку туда перенесли из столовой. Вторую кровать у Зьемелиса взяли.

— Многовато, многовато переноски… Но если моей жене так правится… Как видите, я вам ничем помочь не могу. Весьма сознаю свою вину, но ничего не могу сделать… Я хотел вас попросить откатить немного мою колесницу от окна. Что-то мне зябко. То, что у меня еще зовется ногами…

— Сейчас… — Она быстро подтыкает плед поплотнее и берется за спинку кресла. — Куда вам лучше?

— Если можно — туда, между столами. Так, так. Здесь я могу дотянуться до одного и до другого… Сколько тут бумаги навалили.

— Мне было приказано все ящики вытереть. А барыня сама, сказала, обратно уложит.

— Да, да. Благодарю, Льена. Вы можете идти.

— Если вам что надо, вы кликните. Я рядом буду.

Екаб Берг с минуту смотрит на один стол, на другой.

Потом берет со столика свою книгу. От этой слабости он еще не отвык. Приятно видеть свою книгу на чужом столе. «Пути культуры…» — теперь ему самому кажется, что это броское название неуместно. Слишком неопределенно и замаскированно. Почему бы открыто и определенно не сказать, что думаешь?.. Но это старая история. Об этом он не хочет думать.

Он листает свою книгу. Брови с легкой иронией ползут вверх. Все страницы испещрены замечаниями. Подчеркивания и отчеркивания, отсылки на разные места в его собственных и чужих трудах. Помечены страницы из работ тех ученых, которых он упоминает, на которых ссылается или с которыми спорит. Оттуда выписаны целые фразы, рядом с его положениями и выводами.

Так, со вздернутыми бровями, он качает головой. Нет, этого он не представлял. Довольно много нужно усилий для жены химика и социолога, чтобы показать миру, что она интересуется трудами своего мужа. Что и ее доля тут есть… Он отчетливо представляет, как она, встречаясь или прогуливаясь со своими знакомыми, с умным видом рассуждает о химии и социологии… Я… мой муж… Мой муж… я…

Он сердито швыряет книгу обратно на столик.

Ну, а эти бумаги и тетради на большом столе? Никогда он не шарил на женином столе. Какое у него на это право! Никогда не интересовался, что она делает и с кем переписывается. Неужели он должен контролировать ее знакомства и связи? Разве ей и без того не хватает возни с ним? Надоело, просто опостылело. Только из трусости и --">