Эрнест Миллер Хемингуэй - Райский сад

ушел под воду, леска натянулась, молодой человек подсек и, приподняв кончик удилища вверх, попытался преодолеть сопротивление рыбы, которая так упиралась, что леска со звоном рассекала воду. Опасаясь обрыва лески, он пошел вдоль пирса, следуя за рыбой, рвавшейся в открытое море. Несмотря на все усилия молодого человека, рыба натянула леску так, что ему пришлось на четверть опустить удилище в воду.

Пришел официант из кафе, поединок с рыбой привел его в сильное возбуждение. Он шел рядом с Дэвидом и приговаривал:

— Держите ее. Держите. Ни в коем случае не тяните. Надо ее утомить. Только бы не сорвалась. Отпустите еще. Отпустите. Отпустите.

Дальше отпускать было некуда; оставалось только войти в воду, но для этого здесь было слишком глубоко. «Эх, если бы мы были на берегу», — с сожалением подумал молодой человек. Но они были на пирсе и дошли уже до самого края. Удочка скрылась под водой наполовину.

— Только не дергайте, — умолял официант. — Это — главное.

Рыба уходила то вглубь, то вдаль, то металась зигзагом; удилище выгибалось в разные стороны, следуя за ее быстрыми мощными рывками. Вдруг рыба поднялась наверх и какое-то время билась плашмя по воде, но затем снова ушла на глубину, и все же молодой человек почувствовал, что, хотя сил у нее по-прежнему много, воля к сопротивлению несколько ослабела. Теперь он мог подтащить ее к пирсу и завести в канал.

— Осторожнее, — сказал официант. — Ох, теперь осторожнее. Ради всех нас.

Еще дважды рыба пыталась снова уйти в открытое море, и дважды молодой человек возвращал ее обратно и наконец повел вдоль пирса назад к кафе.

— Ну, как она? — спросил официант.

— Отлично, но победа будет за нами.

— Не говорите так, — сказал официант. — Не говорите. Мы должны утомить ее. Утомить. Утомить.

— Это она меня утомила. Рука отнимается, — сказал молодой человек.

— Хотите я подержу? — с готовностью предложил официант.

— О нет.

— Так... легонько, легонько, легонько. Осторожнее, осторожнее, осторожнее, — приговаривал официант.

Молодой человек протащил рыбу мимо террасы кафе и завел в канал. Она была уже у самой поверхности воды, однако сил у нее оставалось достаточно, и молодой человек опасался, что ему придется идти за ней вдоль канала через весь город. К ним присоединилось уже много народу; когда они проходили мимо гостиницы, девушка увидела их в окно и закричала:

— О-о, какая чудесная рыба! Подождите меня! Подождите меня!

Сверху ей было отлично видно, какая это большая рыба, и как она блестит в воде, и как ее муж, согнувшись чуть ли не пополам, пытается удержать ее, и сколько народу собралось вокруг них. Когда она выбежала на берег канала, путь ей преградила толпа; ее муж медленно подтягивал рыбу к берегу — туда, где темнели водоросли. Рыба была уже совсем близко, когда официант свесился вниз, подхватил ее пальцами за жабры и вытянул вверх. Рыба была большая, и официант обеими руками прижал ее к груди; она была такой большой, что голова ее доставала ему до подбородка, а мощный хвост хлестал по бедрам.

Мужчины начали обнимать молодого человека, похлопывая его по спине, а женщина, торговавшая на рыбном рынке, даже расцеловала. Наконец девушка тоже смогла его обнять, поцеловать, и он сказал:

— Ну, ты видела?!

Рыбу положили на набережную, и все принялись ее рассматривать. Ее серебряная, как у лосося, чешуя на спине была темнее и отливала вороненой сталью. Это была очень красивая рыба с огромными живыми глазами; она тяжело, прерывисто дышала.

— И как она называется?

— Loup^[6], — сказал Дэвид. — Но в действительности это окунь. А местные называют его каменным окунем. Замечательная рыба. Первый раз вижу такого крупного окуня.

Официант, которого звали Андрэ, подошел к Дэвиду, обнял его, поцеловал, потом поцеловал и девушку и объяснил:

— Так полагается, мадам. Это совершенно необходимо. Еще никому не удавалось поймать такую крупную рыбу на простую удочку.

— Надо бы его взвесить, — сказал Дэвид.

Они перешли в кафе. После взвешивания молодой человек освободил рыбу от крючка, промыл ее и положил на лед, который доставляли на грузовике из Нима, чтобы сохранить улов макрели. Рыба весила чуть больше пятнадцати фунтов^[7]. На льду рыба была такой же красивой и серебристой, но цвет на спине уже сменился на тускло-серый. Только глаза ее еще оставались живыми.

В порт вернулись рыбацкие лодки, и женщины выгружали в корзины --">