Джон Эрнст Стейнбек - Неведомому Богу. Луна зашла

приходит, Старый Хуан!

Лошадь Джозефа резво бежала по долине, с шумом ломая копытами нежные листья дубков; её подковы звякали о выступающие над поверхностью земли камни. Путь лежал через лес, узкой полосой протянувшийся вдоль реки. Проезжая по нему, Джозеф, по-прежнему полный страстного желания, становился робким как юноша, который боится сплоховать на свидании с опытной и симпатичной женщиной. Лес долины Богоматери убаюкивал его, погружая в полусон. Нечто неуловимо женственное присутствовало здесь в переплетении веток, в длинной зелёной впадине, которую река, протекая среди деревьев, сделала в блестящей на солнце поросли подлеска. Бесконечные залы, приделы и альковы из живой зелени, казалось, приобретали смысл таинственных и манящих символов какой-то древней религии. Джозеф вздрогнул и закрыл глаза. «Может быть, я заболел? — спросил он себя. — Когда я открываю глаза, мне кажется, что всё это — бред».

Джозефа, пока он ехал, не покидало ощущение того, что его земля — всего лишь мираж, который однажды утром растворится в сухом и пыльном воздухе. Ветки дикой яблони сбросили его шляпу, Джозеф слез с лошади и, наклонившись, потрогал землю рукой. Ему необходимо было разогнать охватившую его тоску. Взгляд его скользнул по верхушкам деревьев, где в лучах солнца сверкала дрожащая листва и хрипло гудел ветер. Снова сев в седло, он уже знал, что никогда не утратит чувства привязанности к этому краю. Скрип седла, звяканье шпор, раздражённое ржание лошади звуками высоких нот разносилось над дрожащей землёй. Джозеф почувствовал, что был заторможен, а теперь к нему внезапно вернулась острота восприятия; он словно спал, а теперь очнулся. Где-то в глубине его сознания появилось ощущение, что он изменился. Прошлое, его дом и все события его детства стёрлись, и он знал, что в долгу перед ними лишь по праву памяти. Земля могла овладеть им целиком, если не быть осторожным. Он думал о своём отце, его силе, вечной правоте и миролюбивом спокойствии; он вдруг понял, что противостояния нет, а его отец и эта новая земля — одно. Тут Джозеф испугался. «А ведь он умер, — прошептал он. — Мой отец, должно быть, умер».

Лошадь взяла влево от растущего по берегам реки леса и собиралась вступить на гладкую извилистую тропу, похожую на след, оставляемый телом питона. С давних пор дикие звери пользовались тропой, протоптанной копытами и лапами одиноких перепуганных животных, которые пробегали здесь, позабыв даже присущий им стадный инстинкт. Она содержала в себе бессчётное количество значений. В одном месте тропа делала широкую петлю, чтобы обогнуть большой дуб с торчащим в сторону тонким суком, откуда некогда пума, затаившись в засаде, бросалась на свою жертву и оставляла следы, подбегая к тропе с противоположной стороны; в другом — обходила стороной гладкий камень, лёжа на котором, гремучая змея грела на солнце своё холоднокровное тело. Обращая внимание на все предупредительные знаки, лошадь миновала уже половину пути.

Теперь тропа пересекала широкий травяной луг, в центре которого изумрудным островом в озере яркой зелени вставала поросль виргинских дубов. Подъехав к деревьям, Джозеф услышал отчаянный визг и, когда обогнул рощу, столкнулся с огромным диким кабаном. Откинувшись на ляжки, боров вонзал свои изогнутые клыки в заднюю часть туловища пронзительно визжащего поросёнка; посередине его морды, покрытой густой рыжей щетиной, светились два жёлтых глаза. Свинья и пятеро других поросят с диким рёвом убегали прочь. Заметив Джозефа, боров перестал работать челюстями и улёгся на лопатки. Он захрюкал и повернулся к поросёнку, который продолжал пронзительно визжать. Резко натянув поводья, Джозеф остановил лошадь. Лицо его исказилось гневом, глаза померкли. «Чтоб тебя! — закричал он. — Жри других тварей! Своих-то не ешь!» Он вытащил из чехла винтовку и прицелился между глаз борова. Затем наклонил ствол и твёрдо нажал на курок «Слишком уж много я на себя беру, — сказал сам себе, усмехаясь, Джозеф. — Если он уже породил пятьдесят хрюшек, то может породить ещё столько же». Боров ворочался, хрипя, а Джозеф поехал дальше.

Его путь пролегал по пологому склону холма, покрытого густыми зарослями ежевики, диких яблонь и молодых дубков, так тесно переплетавшихся между собой, что кроликам пришлось прогрызть в них проходы. Тропинка миновала узкий пологий гребень холма, окружённый порослью разнопородных дубков. Среди веток возник узкий --">