Павел Васильевич Анненков - Последнее слово русской исторической драмы «Царь Федор Иванович», трагедия графа А.К. Толстого

гонителю всякого движения. Что же выходит при этих условиях из всей поэтической работы графа Толстого, весьма ценной по краскам, широте и бойкости кисти?

Выходит следующее: так как оба представителя противоположных направлений, и Шуйский, и Годунов, написаны в одной манере, то они и становятся похожи друг на друга, как братья. Они говорят различное, действуют в противоположном смысле, но общность их происхождения из поэтической работы, чуждающейся реальной стороны предметов и образов, роднит их между собой до поразительного сходства. Актер, который проникся ролью Шуйского, весьма легко и не изменяя тона, может переменить ее на роль Годунова: вдумываться в особенности этих характеров, в жизненные черты, обыкновенно разделяющие людей, тут не предстоит надобности. Таковых собственно нет, а есть пышное, великолепное олицетворение понятий о том или другом характере, причем олицетворение уже не носит на себе, по обыкновению, никаких признаков жизни или натуры. Понятно, что близнецы, созданные автором, не могли, несмотря на весь талант его, дать какое-либо реальное дело и содержание для трагедии. Неоткуда было явиться, не за что было держаться реальному изображению исторической борьбы между началами при таких представителях ее, которые едва-едва сохраняют на себе окраску жизни и движутся в сфере существования, для них нарочно придуманной автором. Поневоле приходилось создавать искусственную завязку и при этом руководиться выбором такого изображения борьбы двух политических течений, которое, по живости, образности и эффектности своей, заставило бы читателей позабыть о противоречиях с условиями старинной русской жизни. К этому именно и приведен был неизбежно автор, как мы старались указать то выше.

Кончаем наш разбор трагедии одним и необходимым замечанием. Мы нисколько не думаем отказывать графу Толстому в верном историческом чувстве, которое, по нашему мнению, гораздо важнее для производства драмы, чем даже выбор или глубокое знание исторического факта, назначенного составлять ее содержание. Все признаки исторического чутья у него несомненны и очевидны – но автору недостает только выдержки для того, чтоб оно сделалось источником его вдохновения при создании всех других подробностей драмы и, главное, – всех других образов, которые единственно из него и могут получить нужную им жизнь, правдивость и достоверность.

Примечания

1

Эта черта, например, не допустила бы в лице Бориса ни малейшего оттенка, который бы напоминал собой старый тип кардинала Ришелье, с его министерскими замашками, угрозами покинуть дела и манерой побеждать упорство короля, показывая вдали массу бумаг и дел, его ожидающих, что все, будучи усвоено Годуновым, делает из последнего, конечно, против воли и намерений автора, эффектную фигуру, перенесенную в Московское царство из какого-то другого порядка жизни и существования.

(обратно)
--">