Эльза Триоле - Анна-Мария

Женни выглядела настоящим сорванцом. Если бы не локоны, падавшие на шею, никто бы вовек не догадался, что этот долговязый паренек в холщевых брюках, полосатой майке и сандалях — на самом деле девчушка. Она сравнялась со мной ростом, а мне было двадцать три года, и не такая уж я маленькая. Мадам Боргез, с тревогой поглядывая на дочку, не раз говорила мне: «И куда только она растет, еще станет, чего доброго, такой великаншей, что хоть на ярмарке показывай».

Женни верховодила целой ватагой мальчишек, безропотно покорявшихся ее воле; она постоянно затевала какие-то загадочные и необыкновенно шумные игры, которые сопровождались дикими криками и сумасшедшей беготней. В перерыве между играми, где бы Женни ни находилась, сидела ли верхом на скамейке или залезала на дерево, глаза ее были устремлены в книгу, а в руках с невероятной быстротой мелькали спицы. Она вязала свитеры и носки для всей семьи, чем оказывала матери неоценимую помощь. Иногда в доме на целый день воцарялся покой, потому что Женни отправлялась на ловлю креветок (до моря было всего три километра) или, взгромоздившись на старый отцовский велосипед, возглавляла «велопробег на длинную дистанцию». Порой вся ватага устраивалась в поле под большим деревом и резалась в кости или в орлянку. Стоило мне увидеть, как Женни с виноватым видом пробирается домой через заднюю калитку, я уже знала: опять она продулась и сейчас призовет меня отвести грозу; она проигрывала не только все свои карманные деньги, но и вещи — то книгу из библиотеки мосье Боргеза, то кашне, то еще что-нибудь. Когда же она проиграла велосипед отца, в доме разразилась буря. Мадам Боргез рыдала: ей уже казалось, что Женни — на краю гибели, и она все порывалась пойти к родителям мальчика, который обыграл ее дочь, чтобы отобрать у него велосипед, но Женни грозила утопиться, если ей не позволят уплатить долг чести. Однако нужно было во что бы то ни стало скрыть катастрофу от мосье Боргеза, ибо никто не мог предугадать, как он отнесется к такому беспримерному в семейных анналах случаю. В конце концов мне пришлось сказать мосье Боргезу, что якобы я продала его старый велосипед, ведь все равно он никогда им не пользуется, и на вырученные деньги купила Женни новый велосипед, хороший, а главное, как полагается — дамский. И я его действительно купила. В то время я была уже беременна Лилеттой. Мой муж, Франсуа, врач, как и мой отец, не мог отлучаться из Парижа, а потому я снова нашла приют у Боргезов.

Жан-Жан учился в Париже, в Военно-Морской академии. Его сходство с Рамоном Наварро все увеличивалось.

Шестнадцати лет Женни поступила в Театральную школу. Она прожила у меня целых два года, вплоть до моего отъезда в колонии. Муж мой считал, что недостаточно хорошо зарабатывает в Париже, существование районного врача становилось для него все более и более невыносимым, а денег требовалось все больше и больше. Конечно, мы не купались в золоте, но я не чувствовала себя несчастной. Мои родители тогда были еще живы, у меня были дочь и сын (через три года после Лилетты родился Жорж), была Женни… Но Франсуа не успокоился до тех пор, пока я не дала согласия на отъезд.

Когда Женни приехала в Париж, передо мной предстала забавная девчушка, действительно очень высокая — а ведь она все еще продолжала расти, — плоскогрудая, с широкими прямыми плечами (такие фигуры вошли в моду через несколько лет, когда женщины стали подкладывать ватные плечики), несколько угловатая и все такая же каштановая — глаза, волосы, кожа, — отчего еще белее казались ее великолепные зубы. Женни удивительно легко и быстро применялась к любой обстановке, все схватывала на лету и без видимых усилий приспособилась к жизни в этом огромном Париже, к новой для нее среде. Женни обладала одной замечательной чертой: никогда она не допускала ни малейшей безвкусицы ни в манерах, ни в разговоре, ни в одежде. У нее был безупречный, абсолютный вкус, как у других бывает абсолютный слух.

Рой поклонников сразу же окружил Женни. Она помыкала ими, и я не раз выговаривала ей за это, — по-моему, они не заслуживали такого обращения. Женни всегда нравилась людям незаурядным. В числе их был молодой преподаватель истории, невысокий подвижной брюнет бешеного темперамента, великолепный оратор, чье имя начинало греметь; настойчиво домогаясь руки Женни, он расточал перед ней перлы красноречия, приводил все новые и новые доводы, но тщетно: он только надоедал ей, как --">