Октав Мирбо - Агроном

агрономические начинания и не хотел и слышать моих извинений и ссылок на домоседство, одиночество, занятия…

— Та!., та!., та!.. — говорил он, похлопывая меня по плечу. — Вижу, вижу в чем дело… Вас смущает то, что вы не будете в состоянии отплатить мне за мое гостеприимство?.. Не так ли?.. Но вы сосчитаетесь со мной, прописав обо мне в газетах!

И бесподобный такт господина Леша победил меня.

Коляска катилась по широкой аллее, обсаженной прекрасными вязами, в конце которой виднелся весь залитый солнцем замок Вопердю со своими крутыми, украшенными по краям резьбой, крышами и красивым фасадом из белого камня с розовой лепкой.

— Наконец-то мы приехали, дружище! — воскликнул господин Леша… — Ну-с, каково первое впечатление?

II

Сгорбившийся старик с седой бородой, который, заложив руки за спину и покашливая, прогуливался взад и вперед по крыльцу, бросился нам навстречу. Он почтительно помог господину Леша выйти из коляски.

— Ну что же, дядюшка ла-Фонтенель, сходил ты за ветеринаром для коровы?

— Да, господин Леша.

— Прежде всего, шапку долой!.. Скажи-ка, братец, что это в твоих салонах что ли приучают лакеев говорить с господами с покрытой головой?.. Хорошо, нечего сказать… Ну, так что же сказал ветеринар?

— Он сказал, что корову надо убить, господин Леша.

— Дурак он, твой ветеринар… Убить пятисотенную корову!.. Так вот что: изволь-ка ты, любезнейший ла-Фонтенель, свести корову к костоправу в Сен-Мишель, но только сам и не медля… Ну-с, ваше сиятельство, поторопитесь!

Старик поклонился и хотел было удалиться, когда Леша вернул его при помощи звука «пст!», как зовут собак.

— Разрешаю тебе, — сказал он, — надеть на голову твою шапку и даже твою корону, если ты ее не продал с остальным имуществом… А теперь проваливай!

Потом, обратясь ко мне, шутник Леша объяснил, что старик состоял у него домоправителем и назывался некогда графом ла-Фонтенель; что он, Леша, подобрал его разорившимся, без средств, и спас от нищеты.

— Так-то, приятель, — заключил он свой рассказ. — Это настоящий дворянин, граф!.. Вот на что я их употребляю, ваших графов!.. Пускай эта знать попробует моих ежовых рукавиц!.. А вместе с тем ведь он мне обязан всем, этот барин, не так ли?.. Однако войдем.

Вестибюль был огромный. Монументальная лестница с перилами из старого дуба вела в верхние этажи. В открытые двери виднелись анфилады комнат с неясными очертаниями мебели в чехлах и люстр в металлических сетках. Напротив входной двери чуть не целая стена была занята планом поместья: то была громадная карта, размалеванная яркими красками.

— А вот и мой план, — сказал мне господин Леша. — Здесь ты увидишь мои леса и поля так же ясно, как если бы разгуливал по ним… Вот эти красные квадраты — мои двадцать ферм… Займись рассмотрением всего этого, пока я пойду предупредить жену… Да не стесняйся, смотри хорошенько… хочешь положить шляпу? Вешалка там налево… без церемоний, пожалуйста. Не вообрази однако, что жена моя похожа на парижскую даму… Предупреждаю тебя, что это просто крестьянка, она не знает светских обычаев. А как она мне этим вредит, ах, как вредит, прямо ужасно!.. Но что ж делать — это факт!..

— А видишь вот тут черное пятно?.. Это мой винокуренный завод… Хочешь присесть?.. не стесняйся.

Мебели вокруг меня было не много: несколько больших шкафов красного дерева, плетеные столы и кресла, скамейки, крытые кожей, и несколько картин с охотничьими видами; но на шкафах, столах, над картинами, словом везде, красовались чучела птиц, застывших в драматических позах, с медными дощечками, на которых были выгравированы надписи вроде следующей:

Королевская цапля,

убитая

господином Теодюлем Леша,

владельцем имения Вопердю,

на собственных лугах Вальдьё

25-го сентября 1880 года.

Я успел также заметить на полу, у подножия большого зеркала, в мраморной жардиньерке целую груду всевозможной дряни: тут были туфли, деревянные башмаки, резиновые калоши…

Леша не замедлил появиться в сопровождении своей супруги. Это была маленькая, жирная, улыбающаяся особа, которая скорее катилась, чем шла. В глазах её светились ум и искренность, а над громадным чепцом возвышался пук цветов; широкие завязки этого же чепца трепетали на её плечах как крылья. Госпожа Леша сделала мне два реверанса и сказала несколько хрипловатым голосом:

— Вы очень, очень любезны, сударь, --">