Артур Игнатиус Конан Дойль - Подвиги бригадира Жерара. Приключения бригадира Жерара

мальчишке приказывать ветеранам. Помнится, я краснел, покрикивая на солдат, у которых за плечами больше сражений, чем у меня – лет. Мне все время казалось, что приличнее сказать им: «Не изволите ли построиться в шеренгу?» или «Если вы не возражаете, пустимся рысью». Потому я не стал винить лейтенанта в том, что люди не очень-то его слушают, а только бросил на них суровый взгляд. Голубчики сразу выпрямили спины.

– Скажите, месье, куда вы направляетесь по этой дороге? – спросил я.

– Мне поручено разведать обстановку до Аренсдорфа.

– Тогда я, с вашего позволения, присоединюсь к вам. Очевидно, что окольный путь намного быстрее.

Так оно и вышло. Дорога уводила в глубь местности, где хозяйничали казаки и мародеры, и была в отличие от главного тракта совершенно пуста. Мы с лейтенантом ехали впереди, за нами скакали шестеро гусаров. Дюрок оказался славным малым, но голова у него была забита чепухой, которой учат в Сен-Сире. Он больше знал об Александре и Помпее, чем о том, как смешать фураж и ухаживать за копытами лошади. И все же, повторюсь, он был славный малый, еще не испорченный бивацкой жизнью. Я с удовольствием слушал его рассказы о сестре Мари и матери, что остались в Амьене. Наконец мы въехали в деревеньку под названием Хайенау. Дюрок остановил коня у почтовой станции и кликнул смотрителя.

– Скажите, – обратился к нему юноша, – не живет ли в этих местах человек, называющий себя бароном Штраубенталем?

Тот покачал головой, и мы продолжили путь. Я не придал этому никакого значения, однако в следующей деревне мой спутник повторил вопрос и снова не получил ответа. Тут я не выдержал и поинтересовался, кто же такой барон Штраубенталь.

– Это господин, – сказал Дюрок, и его нежное лицо залилось румянцем, – которому я должен передать кое-что важное.

Любопытства моего это ничуть не умерило, однако я заметил, что лейтенант не склонен со мной откровенничать. Больше я не сказал ни слова, а Дюрок продолжал спрашивать о бароне Штраубентале у каждого крестьянина.

Я же, как и полагается офицеру легкой кавалерии, осматривал местность, подмечая, в какую сторону текут реки и где их можно перейти вброд. Мы все больше удалялись от лагеря, вдоль флангов которого ехали. Далеко на юге в морозном воздухе султанами клубился дымок – то были наши аванпосты. А вот к северу ничто не отделяло нас от зимних квартир русской армии. Дважды вдали сверкнула сталь, и я обратил на вспышки внимание своего товарища. С такого расстояния мы не видели, что там происходит, однако не сомневались – это блестят на солнце копья мародерствующих казаков.

На закате мы выехали на вершину пологого холма. Справа была небольшая деревня, а слева над верхушками сосен чернели башни какого-то замка. Навстречу нам шел крестьянин с телегой – косматый, сгорбленный, в овечьем тулупе.

– Что это за деревня? – спросил у него Дюрок.

– Аренсдорф, – ответил немец на своем варварском наречии.

– Вот где мы должны заночевать, – сказал мой товарищ.

Он снова повернулся к крестьянину и задал неизменный вопрос:

– Не подскажешь, как найти барона Штраубенталя?

– Так ведь он – хозяин Темного замка, – ответил мужчина, указав на башенки, темневшие над лесом.

Дюрок закричал, точно охотник, поднявший зверя. Поначалу я решил, что бедняга тронулся умом – глаза его засверкали, а лицо побелело как полотно. Он так оскалился, что поселянин отпрянул. До сих пор я вижу эту картину: юноша на гнедом коне подался вперед, не сводя пылающего взгляда с огромной черной башни.

– Почему ты назвал замок Темным? – спросил я.

– Все в округе так его кличут, – ответил крестьянин. – Говорят, недобрые дела в нем творятся. Недаром же там четырнадцать лет живет злодей, хуже которого во всей Польше не сыскать.

– Хозяин – польский дворянин?

– Нет, в нашей земле такие не родятся.

– Значит, француз? – оживился Дюрок.

– Да, вроде бы, из Франции.

– Рыжий?

– Как лис.

– Да! Это он! – воскликнул мой товарищ, дрожа от нетерпения. – Сама судьба указала мне путь сюда, есть в мире справедливость!.. Скорее, месье Жерар. Сначала я должен расквартировать своих людей.

Он дал коню шпоры, и десять минут спустя мы были у дверей гостиницы Аренсдорфа, где солдаты расположились на ночь.

Я, человек посторонний, и представить не мог, что все это значит. Рёссель был далеко, но я решил проехать еще немного и попытать счастья – вдруг попадется у дороги какой-нибудь амбар, где мы с --">