Марк Твен - На Ниагаре

ничтожество, но, несомненно, требуется достаточная доза сверхчеловеческого самомнения, чтобы позволить себе сделать нечто подобное.

Налюбовавшись пенящейся подковообразною массой воды и при том настолько долго, что вы можете считать свой долг туриста исполненным, вы, возвратившись через новый висячий мост в Америку, следуете берегом вверх по течению до того места, где показывается «ущелье ветров».

Здесь, по примеру проводника, мне пришлось переменить свое платье на непромокаемую куртку и такие же сапоги, — костюм довольно живописный, но не совсем удобный. Вслед за проводником мы стали спускаться по винтовой лестнице, закручивавшейся все больше и больше, пока, наконец, ей это не надоело и она вдруг не прекратилась, прежде чем мы успели испытать какое-либо удовольствие от всего этого путешествия. Мы находились теперь весьма глубоко под склоном, но все еще сравнительно высоко над поверхностью воды. Тут мы начали пробираться по узким мосткам шириною в одну доску, с тонкими деревянными перильцами, за которые я уцепился обеими руками, не потому, конечно, чтобы очень трусил, а просто потому, что мне так хотелось. Спуск становился все круче, мостки все уже, пена американского водопада начала окачивать нас все учащающимися брызгами так, что вскоре мы уже ничего не могли видеть и продолжали спускаться только ощупью. Со стороны водопада заревел бешеный ветер, имевший, казалось, непреклонное намерение смести нас с мостков и перебросить через скалистые выступы в самую глубь реки. Я попробовал объяснить проводнику, что был бы не прочь пойти домой, — но было уже поздно. Почти непосредственно над нами страшная стена воды низвергалась вниз с таким ужасающим шумом, который делал тщетной всякую попытку расслышать человеческое слово. В следующую минуту этот поток скрыл за собою проводника, а за ним последовал и я, оглушенный громом, беспомощно гонимый ветром и бичуемый со всех сторон порывистыми брызгами воды. Кругом царил полный мрак. До тех пор мне ни разу в жизни не приходилось слышать такого страшного шума, стона и рева ветра и водных масс, вступавших в борьбу друг с другом. Я невольно нагнул голову, — и весь Атлантический океан, казалось, низвергся мне на спину. Было очень похоже на то, что весь земной шар пришел к решению немедленно расползтись по всем швам. Потоки стремились с такой яростью, что я совершенно растерялся. Когда я поднял голову и открыл рот, то мне почудилось, что большая часть Ниагарского водопада немедленно устремилась прямо в мое горло. Откройся теперь во мне где-нибудь течь, — и я погиб. И в этот же самый момент я заметил, что мостки кончились и что встать ногами на твердую почву можно не иначе, как предварительно вскарабкавшись на гладкий крутой выступ скалы. Никогда в жизни я еще не испытывал такого неприятного ощущения. Однако, мы кое-как выбрались оттуда и снова очутились в свету; здесь еще раз можно было полюбоваться низвергающейся массой ревущей, бушующей и пенящейся воды. Оценив всю громадность этой массы и весь ужас ее падения, я еще раз пожалел самого себя, пробиравшегося там — за нею.

Краснокожий был для меня в душе всегда другом и любимцем. Я зачитывался посвященными ему рассказами, преданиями и романами, восхищаясь его прирожденным остроумием, его любовью к дикой свободе лесов, его непреклонным благородным характером, его возвышенной, образной речью, его рыцарской страстью к темнокожей девушке, его живописным костюмом и вооружением, — в особенности этим последним. Поэтому я глубоко был взволнован, заметив в расположенных близ Ниагары лавках искусно унизанные индейскими бусами безделушки и такие фигурки, которые должны были изображать человеческие существа с стрелами и серьгами, продетыми во всех дырках их тела и с ногами, и своей формой очень напоминали наши паштеты. Я понял, что теперь-то, наконец, мне предстоит увидеть лицом к лицу настоящего индейца.

Продавщица в одной из таких лавок объяснила мне, что многочисленные редкости, которыми она торгует, действительно сработаны индейцами, значительное число которых живет близ самого Ниагарского водопада; все они, по словам ее, очень смирные и любезные люди, разговаривать с которыми отнюдь не представляет какой-либо опасности. И действительно, приблизившись к мостику, перекинутому на Лунный островок, я наткнулся на этого благородного сына лесов: сидя под деревом, он старательно приделывал к ридикюлю стеклянные бусы. --">