Стефан Грабинский - Ксения. Холостяцкое приключение

побледнел и затрясся.

— Натурально, сумасшедшая. В прошлом году уговорил ее Франек Лушва, подмастерье кузнеца, поигрался с ней несколько недель и исчез, как камень в воде. Она жутко по нему тосковала. И Бог отобрал ее разум. Бич Божий. Ходит по деревне и ищет этого ублюдка. Чтоб Бог его наказал!

Пжетоцки больше не слушал.

— С Богом, мамо! — крикнул он уходя, и свернул на уходящую в сторону тропу. Ксения неутомимо шла по его следам.

Мужчина обернулся, и, увидев, что женщины уже нет на подворье, побежал по дороге. Дикий страх поднимал колени, нес вперед ступни:

— Безумная Ксения! Безумная!

Он слышал за спиной топот босых ног, запыхавшееся дыхание:

— Франек, не убегай, Франек!

Он несся дальше без передышек. Вдалеке он увидел подъезжающий экипаж. Тот ехал в сторону города.

Спасительная мысль шевельнулась в измученном мозге.

Он крикнул извозчику, призывая остановиться. Из последних сил он догнал экипаж, впрыгнул и крикнул:

— В город! Мухой!

Свистнула плеть, заржали кони, пролетка покатила. Комиссар обернулся. По проселочной дороге бежала Ксения, забег отчаяния, усилиями безнадеги. Она вдруг споткнулась и упала. Девушку скрыло облако пыли.

Кони неслись галопом, они пронеслись за поворот и въехали в улочки предместья. Через четверть часа Пжетоцки был у себя дома. Он сбросил пропотевшую и припавшую пылью одежду, искупался, оттирая себя, переодел белье.

Потом подошел к окну, тяжело оперся руками на столик и свесил голову. Как осы, надоедливо настигали его слова деревенской бабы, горло сжимал страх.

— Ну и история! Легко ушел!

Он припомнил одну из ласк Ксени и задрожал:

— Могла меня искалечить! Безумная Ксеня!

Испортила ему весь вечер. В девять он должен был быть на рауте у шефа. Но уже никуда не пойдет. Перенервничал.

— Проклятое дурацкое приключение! — с жаром подытожил он.

А в окнах пылал большой предзакатный диск солнца. Кровавые брызги вливались через стекла и уныло растекались по полу. В их пурпурных струях болезненно заламывались чьи-то руки, чьи-то пальцы вычерпывали бездонное горе. В их красной пучине чьи-то заплаканные глаза всматривались в пустую даль, разбивалась чья-то судьба, сиротская, бродяжья…

Перевод с польского Александра Печенкина.

--">