Теодор Драйзер - Финансист

классических способа уловить время – трагедия, уводящая к вечному прочь от того, что творится сейчас (но движением прочь указующая на то, от чего уводит); комедия, норовящая на текучем и подвижном материале оставить столь же текучий и подвижный отпечаток; эпос – он пишется спустя эпоху, но такова уж Америка и таков уж XIX век – эпоха сменилась за треть столетия. Эпос искажает реальность по-своему, но пора уж привыкнуть к тому, что только искаженная реальность и существует. Когда все это еще «было» и трепетало, Марк Твен мог поймать больше живых и выразительных деталей, вот только никто не знал, к чему все это ведет, какие детали действительно важны, как рассыпанные подробности сложатся в мозаику. Драйзер – знал. А потому его трилогии присущи и занудство эпоса, и невольное сожаление о прошлом (осуждай не осуждай баронов-разбойников, но это уже прошлое, и кратковечность наша внушает печаль), и сильные характеры (кто устоит перед Фрэнком Каупервудом? Кто устоит перед Ахиллом и Одиссеем? Хотя, с точки зрения обычной человеческой нравственности, многое можно сказать против любого из них). И главное, в его повествовании рассыпаны детали, не только «учебниковые», но вроде бы случайные, так, мимолетные подробности жизни, однако они-то и скажут нам больше всего.

Легкий флер сказочности вполне уместен, пока речь идет о детстве героя. Именно здесь, на первых страницах книги, возникают и обстоятельные «гомеровские» отступления – мифы, поиски первопричины, «начала» событий, – и гомеровски точно (гомеровски неточно) воспроизведенный предметный мир. Не забыто и пианино, выписанное из Европы. Одна лишь деталь, и мы вдруг отчетливо понимаем, что такое Америка – самая культурная, восточная ее часть, Новая Англия! – в тридцатые-сороковые годы XIX века. Не было во всей этой двести лет как освоенной провинции ни одного мастера, способного изготовить и настроить пианино. Музыкальные инструменты везли из Европы, на тогдашних медлительных судах – океанских пароходов «еще не существовало». Везли инструменты, книги, учителей, моды. Поколение Йеркса, внуки и правнуки Революции, возвращалось в Европу.

Каупервуд-отец выписывал из Европы культурный товар – уже достаточный признак богатства. Сын же самолично отправляется в Старый Свет посмотреть, что там нужно _ему_. Это опять-таки соответствует исторической истине: богатые американцы с женами и дочерьми-наследницами зачастили в Европу с середины XIX столетия, с тех пор и стали типажами карикатур и объектами брачной охоты. Фрэнк Каупервуд – отнюдь не самый проворный в своем поколении, «выездным» он становится уже в зрелом возрасте (его одногодок Морган заканчивал университет в Европе; правда, связи наладил еще старший Морган, банкир). В светских семействах Новой Англии поездки в Европу сделались сезонными, богачи одевались в Лондоне и Париже, у Ворта. Драйзер подчеркивает, что при всех амбициях и грандиозном богатстве Фрэнка в высший свет его семейству попасть не удается. Богатства, нажитого Фрэнком, чуть-чуть не хватает, чтобы «простили все», репутация у всякого миллионера неважная – поскольку наследственных имений в Новом Свете не водилось, огромное состояние, как и сейчас, само за себя говорило: «нахапали!», но и тут Фрэнк чуточку переборщил; к древности рода опять-таки требования предъявлялись не слишком высокие – Каупервуды издавна укоренились в Америке, и должность банковского служащего, а затем и директора, каким был Каупервуд-старший, – вполне достойное положение (а дядя и вовсе плантатор), однако были уже в Филадельфии и Нью-Йорке действительно старинные семьи с разветвленным родством. По всем трем параметрам Каупервуды недотягивали, причем недотягивали самую малость, вот что обидно, и будь сам Фрэнк помельче душою, он бы извелся в попытках нагнать элиту. Порой, особенно в молодости, с ним такое случалось: он шел проторенной дорогой и старался подражать тем, кто впереди. Но после драматических испытаний, составивших первую часть трилогии, Каупервуд, вот уж действительно, пошел своим путем.

Он не подражает, он делает то же самое, что все остальные, Морганы и Рокфеллеры, – строит нью-йоркский дворец в стиле дожей, собирает коллекцию старых мастеров, подумывает о египетских древностях, но все это не потому, что так делают другие, а потому, что это ему органично. Это было органично для поколения «титанов» – верное, точное имя дал Драйзер второй части трилогии. --">