Фридрих Наумович Горенштейн - Летит себе аэроплан

разбегаются.

— Слышь, Петруха, — мечтательно сказал белобровый парень, — сейчас бы пограбить.

— Пограбить бы, Тренька, — согласился чубатый Петруха и потряс решетку. — Эх, не вовремя заперли, фараоны!

А у церковной ограды стоит поп, держась руками за крест, и, сверкая зубами, насвистывает: «Коль славен наш Господь в Сионе». А за церковью тихо течет речка, шелестят камыши, и в камышах кто—то шепчет на два голоса: «Ох, милый, ох, хорошо… ох, сладко». А на кладбище бродяги устраиваются на ночлег, раскрывают котомки, кладут на могилы газеты, а на газеты сухари да сало. А в раскрытое окно виден солдат, который пьет чай. Козы и коровы беспокойно мычат в хлевах. Пьяный биндюжник Хаим Виленский идет со своей толстобрюхой лошадью и пытается петь, но вместо того издает лишь лошадиное ржание. Темнеет на горе огромный заброшенный польский замок.

И над всем этим, под большими, как серебряные рубли, звездами летят огненные ангелы, рожденные из пламени, вьются вольно и свободно, еще не схваченные кистью художника, еще не застывшие на шагаловских полотнах.

Пасха — Песах — в еврейском Витебске. В городе еще лежит снег, но, когда с густой глубокой синевы весеннего неба солнце нагревает воздух, можно с хрустом распахнуть оклеенные на зиму окна, вытряхнуть наружу прошлогоднюю бумагу и вату, прошлогодних мертвых мух и тараканов, впустить в комнаты пасхальные уличные запахи и звуки. Во всех еврейских домах накануне Песаха идет генеральная уборка. Тщательно чистят и моют все углы дома, у варшавского портного Шустера, у ювелира Локшинзона, у грузчика селедочной лавки Шагала… И всюду, во всех еврейских домах, слышно сказочное, таинственное слово — хамец.

— Ищите хамец, — говорит Эля ораве своих детей, — всюду, во всех углах ищите хамец.

И Зуся вместе со своими братьями и сестрами ищет хамец.

— Хамец, хамец…

Толстая, раскрасневшаяся Хая вместе с дочерьми моет посуду.

— Эля, куда ты складываешь вымытую посуду? — кричит Хая. — Отнеси ее подальше в чулан. Разве ты не знаешь, что стенки посуды впитывают хамец? Не дай Бог, перепутаем пасхальную посуду с будничной… Зуся, — оборачивается она, — что ты грызешь? Ой, ребенок грызет сыр из мышеловки! — Она вырывает у Зуси сыр. — Зачем ты это делаешь, дурак?

— Мне папа сказал, — отвечает плачущий Зуся.

— Я сказал тебе грызть сыр из мышеловки? — возмущается Эля. — Я сказал — искать в мышеловке хамец.

— А что, — спрашивает Зуся, — разве мыши тоже справляют Песах?

— Я тебя поздравляю, Эля, — говорит Хая, — по—моему, твой сын весь умом в тебя.

— Хамец, хамец, — слышно и в доме варшавского портного Шустера.

— Я нашел хамец, — говорит Аминодав и приносит таракана.

— Ты у меня хухем! — смеется Шустер и выбрасывает таракана в окно.

— Мне чтоб было за твои косточки, — говорит Двойра и гладит Аминодава по голове. — Пинхас, объясни ребенку, что такое хамец.

— Я знаю, что такое хамец, — говорит Аминодав. — Хамец — это хлеб.

— А зачем же ты принес таракана? — спрашивает Пинхас.

— Таракан ведь кушает хлеб, — говорит Аминодав, — значит, у него в животе лежит хамец.

— Хамец, сын мой, — говорит Пинхас, — значит, окисленный. Это забродившее тесто из муки. Хамец запрещен в Песах в любом количестве, его нельзя употреблять в любой форме, в том числе в смесях или напитках. Это относится в первую очередь к хлебу, но и к печенью из пшеницы, ржи, ячменя, овса. Пшеничное зерно, попавшее в воду, становится хамецом. Водка и пиво — тоже хамец. На Песах разрешается пить только красное пасхальное вино в красных пасхальных бокалах. На Песах едят мацу. Ее приготовляют особенно тщательно, согласно всем предписаниям Галахи, и охраняют от закваски. Только такая маца, а не та, что продается в магазинах круглый год, употребляется на Песах.

— Ложитесь спать, дети, — говорит Хая, — во всех еврейских домах после обеда дети ложатся спать в предпасхальный день, чтоб их можно было разбудить ночью искать хамец.

— При свете восковой свечи, — говорит Эля, — мы будем искать в эту ночь хамец. Углы комнат и кладовок, полки, выдвижные ящики, стенные шкафы, щели в полу, карманы одежды — всюду, всюду будем искать хамец.

Предпасхальная лунная ночь. Тени мечутся по стене. Марк лежит, глядя на тени, рядом сопит во сне брат Давид. Марк толкает брата, тот бормочет, поворачивается на другой бок. Тогда Марк наклоняется и шепчет в ухо брату:

— Хамец.

— Уже надо вставать? --">