Александр Дюма , Евгения Рыбакова - История знаменитых преступлений

меня, донна Санча! Знаю, сердце ваше никогда не привязано было к благам этого суетного мира и вы ждете, когда Господь призовет меня к себе, чтобы удалиться в монастырь Санта Мария делла Кроче, основанный вами в надежде окончить там свои дни. Будучи сам на пороге смерти, я настолько убежден в тщетности земного величия, что не стану и пытаться отвратить вас от этого возвышенного намерения. Прошу лишь, чтобы прежде, чем стать Христовой невестой, вы даровали мне год вдовства. Носите по мне траур и приглядывайте за Иоанной и ее мужем, дабы отвести от них все опасности, им грозящие. Уже сейчас вдова великого сенешаля и ее сын взяли над нашей внучкой слишком много власти. Помните об этом, сеньора, и среди всех корыстных интересов, интриг и соблазнов, которые вскоре окружат юную королеву, более всего опасайтесь нежности Бертрана дʼАртуа, красоты Людовика Тарентского и честолюбия Карла Дураццо.

Король умолк, ибо разговор этот стоил ему больших усилий, а потом обратил к жене умоляющий взгляд, протянул исхудалую руку и едва слышным голосом добавил:

– Умоляю вас снова и снова – останьтесь при дворе еще на год! Ваше величество, вы обещаете?

– Обещаю, мой государь.

– А теперь, – продолжал Роберт, чье лицо просветлело при этих словах, – прикажите вернуться исповеднику и лекарю и соберите все мое семейство. Времени осталось мало, и скоро у меня уже не останется сил объявить им свою последнюю волю.

Вскорости священник с лекарем, обливаясь слезами, вошли в опочивальню. Король со всей сердечностью поблагодарил их за усердие, с каким они пользовали его во время этой последней болезни, и попросил помочь ему переодеться в грубое одеяние монаха-францисканца, «чтобы Господь увидел, что умер я в бедности, смирении и покаянии, и по доброте своей скорее даровал мне прощение». Исповедник с лекарем надели на его босые ноги сандалии, какие носят монахи нищенствующего ордена, облачили его в сутану святого Франциска и подвязали веревкой. И теперь, вытянувшись на постели, с челом, обрамленным поредевшими волосами, длинной белой бородой и со скрещенными на груди руками, неаполитанский король похож был на отшельника преклонных лет, истощившего силы свои на умерщвление плоти, чья душа, поглощенная созерцанием небесных сфер, незаметно для себя переходит от своего последнего экстаза к вечному блаженству. Так он лежал некоторое время с закрытыми глазами, беззвучно читая молитву; потом приказал осветить просторную комнату, как это приличествовало торжеству момента, и подал знак доктору со священником, один из которых стоял у него в головах, а другой – у изножья кровати. В тот же миг обе двустворчатые двери распахнулись, и в опочивальню, вслед за королевой, вошли члены монаршей семьи и самые знатные бароны королевства. Они молча окружили ложе умирающего, чтобы услышать его последнюю волю.

Взгляд короля задержался на Иоанне, стоявшей первой по правую руку от него с выражением неизъяснимой нежности и скорби на лице. Девушка была необычайно, ошеломляюще красива, и дед ее, завороженный этим ослепительным видением, готов был поверить, что это ангел небесный, посланный Господом утешить его в смертный час. Идеальной мягкости профиль, большие черные глаза с поволокой, высокий чистый лоб, блестящие волосы цвета воронова крыла, деликатный рот… Одним словом, прелестные черты ее любому казались исполненными глубокой грусти и нежности и навсегда оставались запечатленными в его сердце. Высокая, стройная, со станом чуть менее хрупким и угловатым, чем это обычно бывает у юных девушек, она, тем не менее, сохранила девичью же плавную небрежность движений, которая придает фигуре сходство с покачивающимся на ветру цветочным стебельком. Однако уже сейчас под улыбчивой и наивной прелестью в наследнице Роберта угадывались железная воля и решимость в преодолении препятствий, а темные круги под прекрасными ее глазами говорили о том, что ее душа прежде времени познала разрушительное влияние страстей.

Рядом с Иоанной стояла ее младшая сестра Мария, которой шел тринадцатый год. Она была второй дочкой Карла, герцога Калабрийского, не дожившего до ее рождения, и Марии де Валуа, также умершей, когда малышка еще была в колыбели. Очень миловидная и робкая, девочка совершенно растерялась в обществе столь важных особ и потихоньку прижималась к вдове великого сенешаля, донне Филиппе, по прозванию Катанийка^[1], воспитательнице обеих принцесс, --">