Эрвин Лазар - Фокусник

Фантастический и реальный мир Эрвина Лазара

У Эрвина Лазара задумчивое лицо крестьянина или мастерового. Крупные черты, глубоко прорезанный поперечными морщинами лоб, густые «мадьярские» усы, печально опускающиеся к углам рта, под тяжелыми бровями — большие пристальные глаза, глядящие с тем прищуром, какой складывается у иных людей с юных лет, людей, привычных к долгим дорогам под солнцем и ветром, под дождем и снегом. А еще у тех, кто одарен способностью и в самой обыденной обыденности прозревать волшебные миражи, которые не застилают собой реальность мира, но рисуют его в особенной проекции, поражающей воображение, заставляющей мыслить живее и свободнее.

Эрвину Лазару было дано и то и другое, причем с самого раннего детства: и долгие многокилометровые дороги через заснеженные поля — с родного хутора в далекую для детских ног школу, — и богатая фантазия, буйно распускавшаяся в этих одиноких походах-путешествиях. А было их немало.

«Жили мы на хуторе Алшорацэгреш, — писал Э. Лазар. — Там прошли мои первые пятнадцать лет. В общем, этот период оказался самым непоседливым в моей жизни: школы на хуторе не было, и меня чуть ли не ежегодно переводили из одной школы в другую. Пальму первенства в этом смысле заслуживает мой четвертый класс — в тот учебный год я побывал учеником четырех школ: в Фелшёрацэгреше, Мезёсентдёрде, Шарсентлёринце и Эрчи». Скупое перечисление, но оно позволяет угадать многое. Детский страх оказаться одному в незнакомых местах. Счастье узнавания нового. Горечь расставания с только-только приобретенными друзьями. Острое любопытство к постоянно меняющемуся окружению. Чувство одиночества всегдашнего новичка среди сложившейся по своим законам общности. Пылкая жажда дружбы, тяга к людям, доверчивость, возросшая в тепле родного дома. Изумление перед нежданными самыми первыми ударами зла, незащищенность, растерянность — и постепенно накапливающаяся готовность к отпору. Не только и не столько к физическому отпору, но в гораздо большей степени отпору духовному.

В маленькой повести «Воробей в Сердце Иисусовом» это становление личности происходит у нас на глазах. Сложный внутренний мир десяти-, двенадцатилетнего мальчика писатель не раскладывает на формулы, не «рассказывает» его, не объясняет методически, с высоты взрослого знания, причины и следствия поступков ребенка — он как бы снимает с его строящей себя души непроницаемые покровы, и тогда становится видно, как клубятся и бурлят первозданные ее элементы, то сплетаясь, то отталкиваясь друг от друга, как из повседневных и на посторонний взгляд незначительных встреч с Жизнью творится характер, творится человек, всегда неповторимый.

Тот конкретный человек из повести — маленький хуторской мальчонка, отданный в городскую гимназию, принадлежавшую суровому монашескому ордену цистерцианцев, — носит явные автобиографические черты. У самого порога детского сознания мальчишки — только что окончившаяся война, вторая мировая война, смутно материализованная в зеленых солдатских открытках с фронта, присылаемых дядей Дюси, а потом, очень скоро, в «похоронке» с его крупными буквами написанным именем. Попав в город из отдаленного венгерского хуторка, мальчик оказывается полностью предоставленным самому себе: родители далеко, монахи-учителя замкнуты и суровы, даже те из них, которые считают необходимым принимать участие в детских играх; они до последнего мгновения стараются отгородить своих учеников от новых социальных веяний в еще не сложившейся как общество, но уже подымающейся из послевоенных руин Венгрии. Лишь случайно выхваченные ухом обрывки «взрослых» речей о новом, справедливом жизнеустройстве проникают в сознание ребенка, находя доверчивый отклик, но пока еще никак не отражаясь в окружающей его действительности или отражаясь, но пугающе искаженно. Здесь, в гимназии, неподалеку от церкви Сердца Иисусова и в самих ее стенах, несправедливость больнее всего бьет мальчика, изначально раскрытого радости и добру. Рожденный любить, он здесь, в самом Сердце Иисусовом, научается ненавидеть. И стойко оберегать от посягновений зла свой внутренний мир, где действительность щедро расшита мечтой, воображение закаляет душу, а фантазия столь же

--">