Александр Дюма-отец - Путевые впечатления. В России. Часть вторая

рублей.

— Как это?

— Сейчас увидите. Мы приезжали в деревню, собирали крестьян и говорили им:

«Понимаете, братцы, в чем дело? Нашему царю-батюшке нужны деньги, и он просит собрать не только недоимки, но и текущую подать; он говорит, что и так долго предоставлял вам, голубчикам, кредит, а теперь пора расплатиться».

Тут начинались жалобы и стенания, от которых смягчилось бы даже каменное сердце, но, слава Богу, нас не одурачишь! Мы входили в избы, оценивали, словно для распродажи, то жалкое имущество, какое там было, а потом уходили в кабак, говоря:

«Поторопитесь, братцы, император сердится!»

Тогда крестьяне один за другим приходили к нам просить отсрочку: одни — на две недели, другие — на три, третьи — на месяц, чтобы собрать требуемую сумму.

«Дорогие земляки, — говорили мы им, — вы что думаете, мы для себя взимаем подати? Императору нужны деньги, мы ответственны перед ним; вы же не хотите, чтобы с нами случилась беда из-за того, что мы окажем вам услугу?»

Крестьяне кланялись нам в ноги, а потом уходили, чтобы потолковать между собой. Они совещались час, иногда два часа, и вечером являлся староста. Он приносил нам по десять, пятнадцать, двадцать, двадцать пять копеек с каждого крестьянина. Деревня в пятьсот тягловых дворов приносила нам в среднем сто — сто двадцать пять рублей серебром. Десять деревень приносили тысячу пятьсот, две тысячи, три тысячи. Мы отдавали исправнику причитающиеся ему две тысячи ассигнациями, и нам еще оставалось две тысячи, а то и две тысячи пятьсот рублей серебром^[1]. Карточный долг оплачивался, и примерно через месяц император, которому без этого пришлось бы ждать еще год или два, в свою очередь получал деньги. Всем было выгодно — и государству, и нам. А что стоило крестьянину отдать на пятнадцать или двадцать копеек больше? Пустяки!

— Ну, а если среди крестьян есть такие, — спросил я, — которые и в самом деле не могут заплатить подать?

— Если у них добрый барин, он за них заплатит.

— А если недобрый?

— Тогда, поскольку я жил в Саратовской губернии, я продавал этих мужиков в бурлаки^[2].

— Но, — настаивал я, — неужели это вымогательство… прошу прощения, этот промысел совершенно безопасен?

— О какой опасности вы говорите, почтеннейший сударь?

— Но разве те, с кого вы так вымогаете деньги, не могут пожаловаться?

— Конечно, могут.

— Ну, и что будет, если они пожалуются?

— Поскольку жаловаться им придется нам, то, как вы понимаете, мы не настолько враги себе, чтобы дать ход этому делу.

— Да, в самом деле понимаю. И вы говорите, что теперь это ремесло стало более трудным?

— Да, почтеннейший сударь; при всей своей тупости крестьянин все же кое-чему научился. Один из этих скотов вчера рассказывал мне, что птицы привыкают к виду пугал, которых он расставляет на поле, чтобы помешать им клевать зерно, и в конце концов понимают, что пугало — это не человек. Так вот, с крестьянами, в конце концов, произошло то же, что с птицами. Они договариваются между собой: половина деревни или вся деревня объявляет, что не в состоянии платить, и обращается к своему барину; иногда барин в милости при дворе, он действует через голову исправника, обращается прямо к министру и с помощью министра добивается отсрочки, в которой мы им отказывали; словом, как я вам и говорил, приходится ломать себе голову над тем, как оплатить свои скромные потребности.

— А можете ли вы, дорогой друг, рассказать мне о каких-нибудь способах, которые подсказывает вам ваша изобретательность? На мой взгляд, вы из тех молодцов, у кого в этом отношении недостатка в воображении нет!

— Это правда, на этот счет мне жаловаться не приходится, да и потом иногда случай благоприятствует.

— Ну, и как же вам помогает случай?

— Ну вот, например, однажды довелось мне найти в речке, протекающей возле деревни, где была моя канцелярия, новорожденного младенца. Что бы за этим ни стояло, несчастный случай или детоубийство, налицо был труп. Другой человек, менее дальновидный, стал бы искать виновную и требовать с нее мзду, угрожая выдать ее правосудию; не говоря уж о том, что мать чаще всего бросает ребенка в воду потому, что ей нечем

--">