Лазарь Осипович Кармен - С привольных степей

застрял у него в горле.

– Да ну, ешь! Я ведь так, для красного словца! Ешь! – засуетился Барин.

Барин произнес эти слова так отечески тепло и ласково, что парень примирился, просиял и стал опять уписывать.

Пока он уписывал, Барин не спеша достал из кармана огрызок сигары, должно быть, подобранный на улице, закурил и растянулся.

– Долго не ел? – спросил он спокойно, разжигая сигару и пуская правильные колечки дыма.

– Два дня! – последовал ответ.

– Здоррово… Какой губернии?

– Тульской… Аржаной…

– А звать тебя?

– Ефремом.

– Ефре-ем, Ефре-ем!.. – запел Барин и насмешливо уставился на парня. – А похож на волка! Ишь! Как глаза лупит и зубы скалит!..

– Гы-и! – гигнул парень.

– Волк, ей-богу, волк! Слышишь?!. Ты не Ефрем, а волк! Ха-ха-ха! – И Барин разразился неприятным смехом.

Ефрем, желая подслужиться, тоже рассмеялся.

Барин докурил сигару, выплюнул окурок и серьезно спросил:

– Недород у вас, что ли?

– Всего…

Ефрем сдвинул брови и нахмурился.

– Ты давно из деревни?

– Месяц будя.

– Мать есть?

– Есть.

– И отец?

– И отец.

– А как попал сюда?

– Попал как?… До Ельца с володимирскими столярами по машинке ехал. Спасибо им, поддержали. Потом полотнил пешим, по шпалам. Дорогой выручили свои же, православные. Зайдешь в деревню, тебя накормят и спать уложат. Так маялся, пока до самой этой Одессы не добрался. Остановился я на околице и спрашиваю городового: «Где тут, земляк, работу достать можно?!» – «Ступай в порт!» – «А где этот порт?» Показал. Я сюда. Место, знаешь, незнакомое и люди тоже. Насилу упросился, чтобы на работу взяли… Ей-богу! Ну и злой же народ тут. Разбойники. Веришь? Бить хотели!

– Кто бить хотел?

– Да эти голоштанники! «Чего, хлеб, – обступили они, – отбивать пришел?! Ах ты, такой-сякой, цинготный!»

Парень возвысил голос:

– Ишь, хлеб отбивать. Да чей он, хлеб-то? Кто его сеял? Кто землю орал, кто хлеб косил, в скирды складывал и молотил?

– Так-так! – закивал одобрительно головой Барин. Ефрем, польщенный его одобрением, слабо улыбнулся и добавил:

– Я что! Косарь! Мне бы только поддержаться малость. Наша степь ведь что скатерть. Ни травы, ни былинушки. Поддержусь и назад домой, марш! Вот крест! Не останусь тут… Ну их… Хлеб отбивать… Ишь!..

Глаза у Барина заблистали.

Он подполз близко к Ефрему и взволнованно спросил:

– Верно говоришь?!

– Верно.

– Так и следует! Поддержись малость и назад! Без оглядки! Не то пропадешь в городе. Смолотит. Мужику не след бросать земли.

– Не след? – удивился Ефрем. – А если земли мало?

– Старая песня! – нахмурился Барин. – Знаем вас. Сам помещиком был.

– Ты? – удивился Ефрем.

– Я!.. Чего буркалы выпучил?! У меня полторы тысячи десятин чернозему было да завод конский. Ну, да это не твое дело… Ты говоришь, земли мало? Зато земли у помещика. Работай ему и жить будешь.

Парень усмехнулся и спросил:

– За пятишницу, что ли?

– А пятишницы мало? – вспылил Барин.

– Мало, себе дороже стоит!

– Четвертную, стало быть, вам?

– Коли ваша милость! – чуть слышно засмеялся парень и показал крепкие, белые зубы.

– Дурак!

– Чего ругаешься? – заметил сквозь смех Ефрем. – Мы с тобой теперь равные.

– Равные, равные! – передразнил Барин. – Ах вы! Сироты казанские! Все жалуетесь – тяжело. А помещику не тяжело!? Ну, да бог с тобой!.. Что это у тебя?! – спросил он после усталым и примиренным голосом и указал на его котомку.

– Тальянка.

– Сыграй.

Парень потянулся к котомке, вынул тальянку и заиграл монотонный, но бойкий тульский мотив.

Звуки горохом рассыпались по всему трюму.

– Пой, – сказал Барин.

Ефрем кивнул головой и запел:

Гармоника злаченая,

А подати не плаченыя.

Бот вам, девки, рупь на мыло!

Расскажите, что там было!

Проклятая молотилка,

Загрустила моя милка!

Прощай, гуляй, я уеду,

Не увидишь мого следу…

– Стой! – воскликнул возбужденно Барин. – Я петь буду.

Ефрем замолчал, а Барин затянул:

Мой милашка хорош,

Был на писаря похож.

Он не пишет, не марает,

На гармонике играет!

Не пиши ты, милка, письма,

Разошлися мои мысли!..

Барин пел, и на глазах у него наворачивались слезы.

– Довольно, будет! – Он глухо зарыдал.

Парень отложил тальянку и спросил:

– Что ты?

– Ничего, вспомнил!.. Эх! Любил я эти песни! Сядешь, бывало, вечером на краю усадьбы. У ног твоих дорога винтом. Справа – деревня. Небо звездное, и кругом – --">