Митчел Уилсон - Живи с молнией

его секретарша.

Фокс встал, пожал молодому человеку руку и пригласил его сесть. Собственный тон показался ему слишком холодным – пожалуй, надо быть чуть приветливее, подумал Фокс. Он опустился в кресло, стараясь припомнить, кто именно рекомендовал Горина, ибо эта тема всегда служила началом для подобных бесед.

– Как поживает доктор Холлингворс? – вдруг вспомнив, спросил Фокс.

– Хорошо, сэр, – неторопливо и сдержанно произнес Горин и выпрямился, словно готовясь отразить любое нападение.

Но прежде чем ответить, он вынужден был прочистить горло, и Фоксу стало жаль его, хотя он был уверен, что эти живые глаза немало удивились бы, увидев на лице декана выражение сочувствия.

«Не робей передо мной, – хотелось сказать Фоксу, – видит Бог, как я желал бы оказаться на твоем месте». Он смотрел на энергичное настороженное лицо с взволнованным и умным взглядом. Бог мой, думал Фокс, ему страшно, он, может быть, голоден, и все-таки он хочет перевернуть весь мир!

– Мы очень рады, что вы будете работать с нами, мистер Горин, – мягко сказал он. – В этом году мы приняли в аспирантуру только одного человека. У вас великолепные рекомендации, и вам будут предоставлены все условия, чтобы оправдать их. Как вам известно, вы будете вести на первом курсе лабораторные занятия по физике и одновременно готовиться к экзамену на докторскую степень. Возможно, первый год вам будет трудновато совмещать ученье с преподаванием, но постепенно все наладится. Вас интересует какой-либо определенный раздел физики?

– Нет, – ответил Эрик после некоторого колебания. – Я еще не знаю как следует ни одного из них. С механикой, оптикой, термодинамикой и электричеством я знаком лишь в пределах обычного университетского курса.

Фокс кивнул. Разумеется, этот юноша только что пережил мучительные колебания между страхом, что он произведет плохое впечатление, и желанием сказать правду. В течение двенадцати лет Фоксу приходилось не менее двух раз в год вести такие разговоры, и каждый раз ответ бы стереотипен, как и замешательство сидящего перед ним юноши, как и вся жизнь, в которой для Фокса давно уже не существовало ничего, кроме стандартов и стереотипов.

– Вы еще успеете решить, – сказал он. – Здесь ведется самая разнообразная исследовательская работа, так что выбор у вас будет большой. К сожалению, сейчас большинство наших сотрудников в отпуску, и работа начнется недели через две, не раньше. В лабораторных занятиях вы будете отчитываться перед профессором Бинсом. Он читает физику на первом курсе. Руководителем ваших аспирантских занятий будет профессор Камерон. Пока что оставьте свой адрес у моего секретаря, мисс Прескотт. Каждый год перед началом семестра мы с миссис Фокс устраиваем у себя вечер для преподавательского состава, чтобы новые сотрудники могли познакомиться с остальными. Разумеется, мы ждем к себе и вас, но миссис Фокс непременно захочет послать вам особое приглашение.

На этом обычно заканчивались такого рода беседы; Фокс чувствовал, что к концу ему удалось придать своему голосу больше теплоты. Он был вполне удовлетворен этим маленьким спектаклем, и уже готовился опустить занавес, прежде чем снова замкнуться в себе. Кажется, ничего не забыто, думал он. Приглашение, имена Бинса и Камерона, ободряющий тон – как будто все. Ах да, еще один маленький штрих…

– Приятно ли вы провели лето, мистер Горин?

– Лето? – Помолчав, Эрик дважды глубоко вздохнул. Его темные глаза не отрывались от лица Фокса. – Нет, сэр, – выпалил он. – Лето я провел чертовски неприятно.

Обманчивость первых впечатлений зависит не от того, каковы они, а от того, в какой момент они сложились. Редко бывает, чтобы верное впечатление составилось сразу же, в первую минуту встречи. Минута проходит за минутой, тянется долгая беседа, и вдруг неожиданное слово, жест или интонация совсем иначе освещают человека, который до тех пор был просто нулем в пиджаке и брюках.

До сих пор Фокс, собственно, не видел Горина. Ничто, кроме настороженной пытливости во взгляде юноши, не привлекало его внимания. Но сейчас Фокс вдруг почувствовал, что в комнате, помимо него, есть еще один человек. Голос ли был тому причиной или слова, а может, и то и другое – он и сам не знал. Когда он впоследствии вспоминал свою первую встречу в Эриком, ему казалось, что разговор начался именно с этих слов, с того момента, когда был нарушен обычный стандарт.

– Как вы сказали? – несколько --">