Юрий Васильевич Буйда - Город Палачей

красивой девушке, которая по какой-то совершенно необъяснимой причине не желала иметь детей. Восемь раз она беременела, и восемь раз Иванов-Не-Тот встречал ее из абортария с букетом черных роз. Однажды он попытался завести разговор о разводе, но она со слезами и, говорят, на коленях умоляла не бросать ее. "Я не знаю, в чем дело, - сказала она. - Просто я чувствую, как другие чувствуют запах бензина или укол иголки, что способна убить своего ребенка. Он будет гулить и улыбаться, и именно в этот момент я его задушу". Не помогли и обращения к врачам. "Это патологический предрассудок, - сказал доктор Жерех. - Но кровь предрассудков - это и есть чернила, которыми написана история. Кажется, это Марко Поло сказал. Замените историю вообще на частную историю вашей жены - получите искомый результат". Библиотекарь промолчал: он не любил, когда люди отвечали цитатами из книг. Его жена шарахалась от котят, щенков и даже от беспомощных птенцов, вываливавшихся в начале лета из гнезд. Иванов-Не-Тот презирал мистику и терпеливо ждал. Он был уверен: когда-нибудь это кончится. У них будет ребенок. История завершится. Она и завершилась. Целыми днями она вышивала на пяльцах и однажды бестрепетно пропустила иглу через свое сердце, ловко перевязав аорту и даже завязав - там, внутри - узелок. Из сердца кровь стекала по нитке на пяльцы. Эту кровавую вышивку с алым цветком Иванов-Не-Тот повесил над своей кроватью. Как ей это удалось - гадали и до и после похорон. Иванов-Не-Тот прикрепил к ее памятнику восемь черных металлических венков и один - красный. Но никто почему-то не осмелился спросить, почему - красный.

Он любил читать, но не любил читателей. Он узнавал книги по запаху: Достоевский разил пачулями, Джозеф Конрад пропах душистым перцем и корицей, Михаил Булгаков - керосинкой. А в Пушкине всегда поселялся какой-нибудь безвредный паучок-домосед. Презирал творцов русского Серебряного века: "Век кокаиновой пошлости. Настоящими поэтами они стали при большевиках, все эти аббатики, бьющие в набатики". Чтобы не вступать в долгие разговоры с немногочисленными читателями, он, не поднимаясь из-за конторки, просто командовал: "Седьмой том Лескова - отсюда четыре шага до полки В, тридцать шестая книга по правой стороне". Когда его спросили, неужели он, покидая город, где похоронена его жена, надеется в Москве обрести другую жизнь, старик лишь пожал плечами: "Нет, конечно. Россия, знаете, как та корова, которую научили жрать гайки и кирпичи, а она все равно говном срать будет... Вот это неизменно. А если у нас на что и можно надеяться, так это на русский забор и русского палача: эти всегда были и будут".

Впрочем, после прекращения регулярного прямого транспортного сообщения с Москвой и другими городами России самым популярным литературным произведением в городке стало железнодорожное расписание, висевшее в пропахшем мочой здании вокзала с выбитыми окнами и красивым лозунгом над входом: "Железной дорогой идете, товарищи!".

Именно Иванов-Не-Тот и сказал мальчику, пытавшемуся спастись в библиотеке от ударов судьбы, чтобы после окончания школы тот первым же автобусом, первой же лошадью или даже на ржавом велосипеде с провисшей цепью уезжал из городка, в котором будущее давно задохнулось под спудом прошлого, превратившись в тошнотворный сон золотой, против которого бессильны все традиционные способы опохмела, включая лосьон "Огуречный". Из городка, наугад нарисованного на карте России личным палачом Ивана Грозного голландцем Иваном Бохом и полученного им во владение, ибо рисунок - река и холмы, леса и болота - непостижимым образом материализовался, как только обоз ушедшего на покой палача приблизился к берегам Ердани. С тех пор поселение на вершине Лотова холма и получило название Город Палачей, в котором когда-то и впрямь выше всего ценилось умение вырезать сердце у повешенного и показать его несчастному, прежде чем глаза его закроются навсегда. Так уж получилось, что со времен царя Алексея здесь находили пристанище отставные палачи, селившиеся, впрочем, не на холме, а за рекой, в огромных домах, куда никогда не приглашали врача: палачи и их потомки отвергали новейшие достижения медицины вроде касторки, аспирина и градусника, предпочитая лечиться истолченной в прах страничкой Евангелия, настоенной на водке с чесноком. Но к тому времени, когда родился Счастливчик Бох, в Городе Палачей уже никто не помнил имен даже самых прославленных мастеров заплечных --">