Сергей Петрович Антонов - Лена

Пальцы его были розовые, и на них налипли похожие на звездочки земляничные листочки.

— Вкусно? — спросил Анисим.

— У нас в Великих Луках ягоды лучше, — ответил Огарушек.

— Знаю я, какая у вас ягода. Ты бы вот здешней малины отведал. Нет нигде такой малины, как у нас на свежих вырубках. Жирная ягода. Ее медведи страсть любят.

— Кто-то паром кличет, дедушка, — сказал Огарушек.

— Садится медведь возле малинника на задние лапы, ровно человек, и обсасывает ягоду, а листья выплевывает… Верно, кто-то приехал.

Анисим затрусил к парому, переехал на другую сторону и вскоре вернулся с Дементьевым, его двуколкой и жеребцом.

— Чего же вы позабыли нас, товарищ начальник? — говорил Анисим, подвязывая паром. — У нас на прошлой неделе беда стряслась.

— Знаю. Слышал. Никак не мог приехать. Я в другом районе был. Обком послал в отстающие колхозы.

— Вон как! А у нас тут наговорили, будто вас… как бы это сказать…

— С работы поперли?

— Не поперли, а так, вроде того…

— Хотели. Поругался я там с одним типом из-за вашей Зориной. Да вышло-то так: его сняли, а меня оставили.

— И слава богу!

Петр Михайлович вывел жеребца по откосу наверх и остановился.

— Как живут у вас тут? Все по-прежнему?

— Ленка-то? По-прежнему.

— Почему именно Лена? — смутился Петр Михайлович. — Я обо всех спрашиваю. Как председатель, Мария Тихоновна?

— Ни с кем не гуляет, — продолжал Анисим. — Тихая стала… Видно, еще что-то надумывает. Позвать вам ее?

— Зачем же!

— Парень, — обратился Анисим к Огарушку, — беги до Зориных, да скажи, что Ленку начальство с района требует…

Огарушек побежал.

— Не придет она, — сказал Петр Михайлович.

— Придет. Дайте, я вашего коня привяжу. Чего вы его дергаете? Зачем без нужды дергать.

Дементьев посмотрел вдаль. Как изменилась по сравнению с прошлым годом Шомушка! На месте голых пустырей стояли новые избы, обнесенные палисадами и плетнями, возле заборов вместо лебеды и чертополоха белела ромашка, на шестах виднелись скворечни. Широкая улица сплошь заросла блестящей синеватой травкой.

Лена шла быстро — так быстро, что Огарушек не поспевал за ней. Но как только Дементьев стал смотреть на нее, она замедлила шаг.

— Какой вы черный, Петр Михайлович! — сказала она еще издали.

— Загорел, — ответил Дементьев, направляясь навстречу ей.

— А брови белые, — добавила она подходя.

— Выгорели, — сказал Дементьев.

Они поздоровались. Огарушек стоял рядом и с любопытством смотрел на них: чего это они оба стали какие-то неловкие…

— Вы знаете, Петр Михайлович, вся наша затея пропала!

— Нет, не пропала. Вы в «Красном пахаре» не были?

— Не была.

— Они там по-вашему шестнадцать гектаров засеяли.

— Откуда они узнали?

— Вы не станете ругать меня, Лена?

— Не стану.

Огарушек все стоял и слушал.

— Я весной, когда ездил к ним, все это рассказал. Извините, что самовольничал с вашей идеей.

— Это не моя идея. Это на Алтае делали…

— Да, но в ваших условиях вы первая…

— А как у них вышло?

— Прекрасно вышло. Сказать по правде, даже лучше, чем я думал… И теперь там называют этот клин зоринским клином… И еще в трех колхозах я рассказал — и там есть зоринские участки. Осенью прочтете в газетах и о себе и обо всем… Ну, а как вы тут с председателем?

— Хорошо с председателем… Жалко только его. Такой хороший человек, а один. — И Лена виновато взглянула на Дементьева.

Огарушек все стоял и слушал.

Лена медленно, словно разыскивая что-то на тропке, пошла вдоль берега. Дементьев так же медленно пошел за ней. Они вышли на дорогу, и ничего не говоря друг другу, свернули на нее. До самого горизонта один за другим тянулись холмы. Дорога виляла среди этих холмов, забиралась на вершины, опускалась в низины и далеко, на самом дальнем лиловом холме виднелась белой извилистой ниткой. Тянулась она за горизонт и дальше — за тридевять земель.

А Лена и Дементьев шли, изредка касаясь друг друга, шли, ничего не говоря, по этой бесконечной, ровной и чистой дороге.

--">