Алекс Тарн - Город

характерное для Мэтра: с виду эффектное, но по сути пустое. Начало… конец… какая, собственно, между ними разница? Зависит от позиции наблюдателя. Питерские окраины — это не начало и не конец; это — продолжение. Интересно тут то, что они становятся продолжением помимо воли и зачастую просто вопреки первоначальным намерениям своих строителей и обитателей.

Тут ведь какое дело… Петербург — холодный город, холоднее не придумаешь. И связано это даже не с северной его широтой и низкими зимними температурами. Это город со строгой, холодной душой. Северная Пальмира? — Черта с два! Петербург — Снежная Королева земных городов.

Сильнее всего это чувствовали и чувствуют приезжие, в особенности — южане, выросшие в приветливых для человека местах с голубым небом, мягким говором и теплою душою. Кто не верит — перечитайте Гоголя или Достоевского — у них об этом много. Коренные же петербуржцы, с детства, подобно андерсеновскому Каю, носят в сердце ледяной осколок своего Города, и, поверьте, друзья, это нелегко. В чем в чем, а в повышенной жизнерадостности среднего петербуржца не обвинишь…

При чем тут окраины? А вот, смотрите. Людям всегда казалось, что Снежная Королева живет именно в петербургском центре, на широких площадях и улицах с великолепными дворцами, рядом с серой мощной рекой, скованной гранитными набережными. А коли так, то стоит только поселиться в некотором отдалении, выстроить себе по возможности теплую нору, сбиться в тесную кучу вместе с себе подобными и тогда… тогда уже можно будет спастись от ледяного ее дыхания. Наивные, напрасные надежды! Постройте теплый бревенчатый дом с русской печью, разбейте палисадник с цветами, насадите сад-огород… не поможет. И не важно, что далек ваш домик в Коломне от неумолимого кумира на бронзовом коне… вот уже, слышите, стук тяжелых его копыт?… все ближе и ближе… это к вам. Да что говорить — просто откройте «Медного Всадника» — там все написано.

Оттого-то все петербургские окраины, как ни отличались они от державного величия петербургского центра, рано или поздно становились его естественным продолжением — таким же холодным и отчужденным. Даже поздние хрущобы Дачного, даже облезлые корабли Гражданки, даже кооперативные ульи Ржевки-Пороховых…

Ветер с деревцем играет —

бьет хлыстом.

Тихо пьяный замерзает

под кустом.

За оконцем хмарь и нечисть,

дождь и грязь.

Тонет-стонет человечье,

матерясь.

Только ты завяжешь вечер

узелком.

Сложишь худенькие плечи

челноком.

Лягут легкие ладони

на виски.

Тихо в доме, тихо в доме…

Хо-ди-ки.

Воет ветер за стеною,

дверь скрипит…

Слышишь, ветер, ветер воет?

Слышу. Спи.

Ах ты осень, распаскуда,

гвоздь в боку!

Рыжий в оспинах Иуда

на суку.

Такая вот окраинная петербургская осень. Нет, не в Коломне, но принцип — тот же. Вообще, осень в Городе всегда была для меня самой тяжелой порой. Казалось бы, странно: отчего именно осень?.. разве не зимой владычество Снежной Королевы становится всеобъемлющим? Так, да не так… Снег ведь, на самом деле, — радость. Сначала, с вечера, — мягкий и тяжелый снегопад, освещающий все вокруг каким-то нездешним, колеблющимся светом; потом, наутро, из окна — плавная нетронутая свежесть, осугробившиеся скамейки, объевшиеся снегом мусорные баки, кокетливые деревья — как вазоны с мороженым… Несешь ребенка в садик — хруп-хруп по белой целине… «хлуп-хлуп», — повторяет ребенок, и мы смеемся, все трое — я, ребенок и снег. Чем не счастье?

Конечно, счастье. Но сколько таких дней в году? — Раз, два, и обчелся, да и то — сугубо по недосмотру Королевы. Она, хоть и Снежная, но делает все, чтобы зима в Городе оставалась бесснежной, безрадостной, с мерзкой слякотью на хлюпающей одуревшей земле, с черной, солью траченой, наледью на тротуарах. А серая каша на мостовой? А воздух, липкий от мокрой пульпы? А грязное месиво — кучами вдоль улиц? А загребучие уборозавры и хамские грузовики, подающие задом? А автобусы, забитые потным, бесполым, агрессивным, забитым людом? Бр-р-р…

Но зима — все равно лучше осени. Потому что зимой есть куда сбежать; при всей зловредности Королевы, вокзалы отключить она не догадывается, что весьма неосмотрительно — ведь владения ее кончаются за городской чертой. А там, куда ей, сучке, грабли не --">