Юрий Васильевич Буйда - Про электричество

угощали его пивом, но денег не давали: они знали, что это не Зоя Сунбулова, а жена Леонардо да Винчи. Старик тоже это знал, но повесить на грудь фотографию своей жены не отваживался: стыдно.

— Красивая, — сказал Жорж. — И смотрит прямо не знаю как… прямо как гагара…

— Не, ее Зойкой звали, — сказал старик. — Она гречкой была.

— Из Греции, что ли?

— Зачем из Греции? Из Саратова.

— Красивая, — повторил Жорж задумчиво. — А от чего умерла?

— От чего все помирают, от чего же еще.

Они снова выпили.

— А дочку как звать? — спросил Жорж.

— Лизой, — сказал старик. — Как кошку.

— Какую кошку?

— У нас кошка была — Лиза, черная такая. Тоже померла.

— Замужем?

— Кто?

— Дочка.

— Не. Был у нее один, да как она забеременела, он взял да сдристнул.

— Сбежал, что ли?

— Ну да, я же говорю — сдристнул.

— А внуки?

— Нету внуков. — Старик тяжело вздохнул. — Была внучка, да померла. Конфедочка… Трех месяцев не прожила — померла. — Потянул носом. — Взяла и померла моя конфедочка…

Они выпили.

Старик со вздохом сожаления поставил опустевшую бутылку под стол.

— Пойду пройдусь, — сказал Жорж. — Проветрюсь.

Старик протянул ему ключ от квартиры.

Лилипут ушел.

Жорж вернулся под вечер и принес колбасы, сыра, коньяка и букет красных роз, а еще довольно тяжелую картонную коробку.

Старик обрадовался: не любил засыпать трезвым, да и не получалось.

— Прогулялся, значит? Ну и как тебе город?

— Москва как Москва, — сказал карлик, выкладывая припасы на стол в кухне. — Что я, Москвы не видал, что ли? Я много чего перевидал. Поставь цветы в банку, что ли.

— Молодец, — сказал старик. — Цветы-то зачем?

— У тебя ж дочь.

— Ну ты даешь!… — Старик поставил букет в трехлитровую банку из-под маринованных помидоров. — Слушай, Жорж, а родители у тебя какие? Как ты?

Жорж разлил коньяк — старику в стакан, себе в рюмку.

— Родители у меня обыкновенные, это я у них такой.

— Надо же! — Сунбулов залпом выпил, бросил в рот огурец. — Как же это получается, а? Родители нормальные, а ты вот… — Закурил вонючую сигарету. — Какая медицина с людьми случается… А я лилипутов только в цирке видал, когда в армии служил.

— Мы не лилипуты, — сказал Жорж. — Мне один старик объяснил, что мы не лилипуты и не карлики, мы — древние люди.

— Древние… Надо же!

— Когда-то все люди были такими, как мы, это потом они стали другими, а мы такими и остались… Старик говорил, что мы Христа сторожили, когда его с креста сняли. Он лежал там в какой-то пещере, а мы стояли у его гроба, охраняли, чтобы его какие-нибудь злодеи не украли. Ты понимаешь? Мы были стражей Христовой!

— Нет, ты скажи, а! — Сунбулов слушал, налегая грудью на стол: ему было интересно. — Чего творят, а!

— Старик говорил, что мы не ошибка природы, а замысел Божий. Бог оставил нас такими, чтобы мы напоминали людям… — Он поднял указательный палец, строго глядя на Сунбулова. — Чтобы мы напоминали людям, какие они на самом деле…

— И чего? — шепотом спросил старик. — Какие?

— А этого я сказать тебе не могу, — с удовольствием проговорил карлик. — Это тайна. — Усмехнулся. — По правде говоря, я и сам этого не знаю. Но старик говорил, что так и должно быть. Мы, значит, носим эту тайну в себе. — Он стукнул себя в грудь. — Сами не знаем, что там у нас, а носим. А когда придет время, все ее узнают. Мы узнаем и все узнают. — Он выпил, фыркнул. — Беременная женщина разве знает, кого в себе носит? Так и мы.

— Бабы сейчас все знают, — возразил старик. — Их в больнице просвечивают и говорят, кто там у них, пацан или девчонка.

— Знают! — с презрением сказал карлик. — Что они там в больницах знают! Каким этот пацан вырастет — они знают? Может, убийцей?

— Это да. — Старик покивал. — Это правда, никто не знает. Про себя-то — и то не знаем. — Вздохнул. — Разве ж я думал когда, что буду пить одеколон?..

Карлик снова налил — выпили.

— А с бабами у тебя как? — спросил Сунбулов. — Со своими живешь или как все?

— С бабами… — Жорж помрачнел. — Запомни, фамилия: уроды не любят уродов.

Начинало темнеть, когда домой вернулась дочь Сунбулова — Лиза. Это была крупная темноволосая женщина тридцати восьми лет со сросшимися на переносье бровями, замогильным голосом и огромными бедрами, которые мешали ей при ходьбе. Последние несколько месяцев она работала в метро — возила в коляске безногого инвалида-побирушку, который рассказывал, что потерял --">