Стивен Миллхаузер - Король среди ветвей

ручей. Скоро ветви оголятся, ручей замерзнет, пути скроются под снегом. Но пока, порой поздней осени, в морозном воздухе ночи чуется что-то бодрящее; сучья хрустят под ногами, птицы посвистывают над головой, холодная вода потока щекочет камни. А я словно пытаюсь заблудиться в саду, хотя знаю его хорошо и навряд ли мне это удастся. Я дошел до участка, который признал не сразу, остановился и вдруг приметил движение в темноте, невдалеке от меня. А после увидел впереди, на тропе, Королеву с Тристаном. Они шли, приникая друг к другу, так медленно, что почти и не продвигались. Мантия ее влачилась по земле. И хоть я знал, что передо мною всего лишь обманный образ, извергнутый моей памятью, хоть я почти и не верю в призраков и посмеиваюсь над монашескими видениями, хоть две фигуры уже растворялись в сгущениях ночных теней, я вновь ощутил, как во мне воздымается ощущение тайны, восторженная нежность, исступленное блаженство, безмятежность, подобная ярости, чистая мощь всего происходящего, перед которой остается только одно — склонить главу. И я, замерев в темноте, склонил голову. Когда я поднял ее, то был в плодовом саду один. И повернул к замку.

В спальне моей было темно, лишь свет звезд, льющийся в не закрытое ставнями окно, освещал ее. И сразу же бросились мне в глаза очертания человека, сидевшего на краю кровати под наполовину раздернутой завесой. Ночь видений, Томас! Как мало, подумал я, мы знаем о мертвых. Может статься, они не исчезают целиком, но оставляют после себя тончайшие оболочки, которые льнут к привычным для нас вещам.

— Добрый вечер, Томас.

— Добрый вечер, господин мой. Я бродил по плодовому саду.

— Я тоже бродил по саду. Тебе это помогает заснуть?

— Временами, мой господин.

— Возможно, нам стоит побродить вместе, Томас? Возможно, вдвоем нам удастся отыскать сон, где б он ни прятался?

— Я был бы этому очень рад.

— Значит, завтра.

Он встал, массивная тьма в темноте: мой печальный Король. Уже приблизясь к двери, он повернулся ко мне.

— Я ведь приходил, чтобы поблагодарить тебя, Томас.

— Не понимаю, господин мой.

— За то, что ты оказался здесь. За то, что был со мной до конца.

— Господин мой, я… — я склонил в темноте голову. И слушал, как шаги его удаляются к опочивальне.

Один, во мраке, я вдруг стал неспокоен. Не стоило ль мне побродить подольше? И я принялся расхаживать в темноте, от кровати к окну и снова к кровати. Ночной воздух дышал стужей. Завтра наложу бревен в очаг. Завтра отправлюсь гулять с Королем. Мы пройдемся с ним по саду, пройдемся по двору, исходим в плодовом саду все тележные пути. Два старых воина, охотящихся на сон. Пока же сна у меня не было ни в едином глазу, острое беспокойство снедало меня. Встреча в плодовом саду, разговор с Королем, все это сделало меня не пригодным для сна. Я не мог придумать, чем мне заняться, — просто болтался взад-вперед в темноте, как проклятый, как дурак.

И вдруг я вспомнил о письменном столе.

Я запалил свечу, сел. Перо, выхваченное светом из темноты, рванулось ко мне, точно клинок меча. Скоблильный нож мой и плашка пемзы отбрасывали две резких тени. В пальцах покалывало. Нет, ко сну я не готов — я готов к словам. Я окунул перо в чернильный рожок, резким нырком кисти стряхнул с него каплю. Пододвинул свечу поближе и согнулся над страницей, склонив, будто в молитве, голову. Я, Томас Корнуэльский, принц пергамента, повелитель черных чернил, властитель всей вселенной, заклинатель душ, попечитель призраков, друг грушевого дерева и безмолвия волн, товарищ всех, кто бдит в ночи.

--">