Александр Шарыпов - Клопы (сборник)

шатаясь, и если б мог, побежал, но не мог бежать, потому что все части тела испытывали какие-то сотрясения от бега. Поэтому стоял, глядя на кресты и ограды, а когда защекотало в горле, кашлянул и опять обернулся, но в другую сторону, и увидел там бледный огонь. Он зажмурился и, вытащив руки из карманов, стал мять и тереть ими лицо, а потом открыл глаза и, когда растаяли розовые фонари, увидел, что огонь все светится. И в голову ему вдруг полезли совсем не страшные мысли.

– Смело, товарищи, в ногу, – сказал он вполголоса и, торопливо шагнув через барьер, устремился к бледному огню.

Он шел, проваливаясь в глубоком снегу, и капризы тяготения норовили уронить его.

– Спокойно, – сказал он, с грохотом налетая на деревянную ограду. И пошел вперед, но вернулся обратно, потому что ограда уцепилась за пальто и не пускала.

– Отдайте, – кричал он, дергая пальто изо всех сил. – Отдайте, дьяволы! А-ат! Духом окреп… – и, выдернув пальто, полетел на деревянный крест и вместе с ним в снег, – в борьбе, – говорил он, пытаясь встать, но, захлебнувшись, кашлянул и опять сел в сугроб и, размотав шарф, стал дышать, глядя в небо.

Потом вытянул шею, ища огонь, а найдя, показал на него пальцем, успокоился и снова стал дышать, глядя в небо и на снег под собой.

– Гниль, – сказал он, дыша, и поддел ногой упавший крест, большой, как заборный столб.

Он воткнул его в сугроб, но тот стукнулся в сугробе о твердь и подскочил, и он понял, что этот крест не от этой могилы, потому что она каменная, а он деревянный. И была дыра под снегом в плите, но в нее пролез только палец.

– Вот, – сказал он всем, вставая и показывая рукой вперед, и пошел, куда показывал рукой, а огонь вдруг мигнул, погас и засветился так же слабо чуть дальше.

Он остановился, но тут же пошел еще быстрей, проваливаясь в ямы, перелезая через бугры и натыкаясь на ограды. Ветка, подцепив сверху шапку, скинула ее в снег, за что он сломал ветку и хотел сломать еще, но не мог подпрыгнуть и достать. И вот когда совсем уже рядом был огонь, он вдруг ступил на твердую поверхность, ударив по ней ногой, и чуть не ткнулся лицом в бледный огонь, но оказалось, что это стекло, под которым смеется кудрявая тетка, а бледный огонь был рядом и везде, где стекла и пластинки. Обернувшись, он увидел, как вдали горит яркий язычок пламени, и, засопев, пошел к этому язычку, и хотел замахать руками, как бабочка, потому что бабочка летит на свет, но одна рука махнула, а в другой оказался крест, который он повалил в снег, и сказал: «Окрепнем», – а может, какой-нибудь другой.

Яркий язычок медленно двигался слева направо и потух, когда ветки воткнулись в шапку. Он с досадой отогнал ветки от головы. Впереди опять стало темно, и он ощутил, как холодно и сыро ногам в ботинках, которые сделаны, чтобы ходить по паркету. Ноги дергались на ходу, он хотел зевнуть, но зубы клацнули друг о друга, и тут опять желтый язычок засветился в темноте, и стал двигаться справа налево, прыгая и рисуя загогулины в такт шагам, и погас, когда нога наткнулась на снеговой барьер.

– Ходит шо швечкой, – сказал он, разевая опять рот, и со всего маху грохнулся наземь, ударившись об лед локтями.

Засвистело в ушах, и что-то плотное сдавило со всех сторон лицо. Он устало вздохнул и закрыл глаза. Хотелось уснуть и проспать до утра и никуда не ходить. Он чувствовал, как горячи веки и тяжелы руки и ноги и зря все это, зря снег и лед, и нужно было лишь одеяло, шершавое сухое одеяло сверху, чтоб темно, и еще чтоб снизу было не так холодно, чтоб не лед, не мокрый холодный лед, а хотя бы доски и половик, и можно было уснуть и проспать до утра. Но был только лед, и костяшки пальцев, замерзнув, заставляли отталкиваться и подниматься, упираясь ладонями под себя, и еще он помнил огонь, который горел вдали и звал. Поднявшись, он сразу пошел.

Перед глазами прыгали мячики, и он таращился, стараясь видеть огонь, и остановился, потому что там стоял кто-то. Мысли мешались в голове. Он не мог вспомнить, зачем и кто там стоит, только сердце стало стучать громче.

И, вытащив руки из карманов, волнуясь, он пошел к сутулому человеку, застывшему у огня, и спросил:

– Что?

Голос его срывался, и сердце стучало как колотушка в барабан. Человек молчал, и он подумал, что это, может быть, не человек, а может, человек, который стоит и мерзнет, но почему он молчит?

– Что? – повторил он громче. – Не спится? – а потом с размаху сел на каменную --">